Дети-цветы жизни. Сорняки
Название: Ты будешь моим
Автор: чУдОвИщЕ
Пейринг: Ямамото/Гокудера иже 8059
Рейтинг: nc17
Жанр: PWP
Дисклеймер: отказываюсь от прав на персонажей.
Предупреждение: яой, местами dark Ямамото, изнасилование, нецензурная лексика
Статус: закончен
Размер: миди
Размещение: с разрешения автора
Саммари: Ямамото решил уйти из Вонголы. Гокудера его останавливает
От автора: Извиняюсь, что задержала, но оно никак не хотело заканчиваться
.Зато в подарок 3 бонуса)
глава1Глава1
- Прости, Тсуна, но я ухожу из Вонголы.
Гробовая тишина опустилась на крышу, где еще минуту назад гулял беззаботный смех и болтовня троих парней. Или только казалось, что троих? Эта тишина была настолько плотной и осязаемой, что даже пение вечно голосистых пернатых не проникало сквозь нее.
Будущий десятый босс Вонголы Савада Тсунаеши хотел что-то сказать, спросить, но все, что у него получалось – это рассеянно хлопать глазами, попеременно, то открывая, то закрывая рот. Первым пришел в себя Гокудера:
- Ты охренел, придурок бейсбольный?! Или тебе на тренировке последние мозги отбили?
Нежная улыбка, появившаяся на лице Такеши, создавала мучительный контраст с серьезным, холодным взглядом. Под этим свинцовым взглядом очередной поток ругательств, готовых уже сорваться с языка, застрял в горле опешившего Хаято. Не дожидаясь вопросов, Ямамото решил объяснить все сам:
- Было очень весело с вами, парни, думать, что все это игра. Но, только… это ведь не игра, да?
- До тебя только сейчас дошло, кретин?! – не выдержал Гокудера.
Ямамото перевел на него взгляд, и снова наградил своей самой теплой и ласковой улыбкой, от которой по коже мороз пробегал.
- Дошло – подтвердил он. – Мне правда жаль, но это мир, вся эта мафия… я так просто не могу. Я думаю, мы с отцом уедем в Америку, мне поступило предложение играть за местную бейсбольную команду.… В общем, спасибо вам за все, правда.
Больше не колеблясь, он поспешно встал, положил рядом с Тсуной свое кольцо дождя, поднял сумку и, не оборачиваясь, направился к выходу. Уже взявшись за дверную ручку парень, все же, обернулся:
- Гокудера… мне будет не хватать того, как ты все время на меня кричишь и называешь бейсбольным придурком. Я… -Лицо юноши ежесекундно изменяло выражение. Было видно, что ему очень хочется сказать что-то еще, но не хватает решимости. В конце-концов, он только посмотрел на друга долгим, выразительным взглядом, затем резко развернулся, и вот его уже и след простыл.
*****
Погруженный в свои мысли, Ямамото неторопливо брел по улице, куда – он и сам не знал. Неожиданно его правая нога коснулась чего-то мокрого, и по телу сразу расползлось неприятное ощущение сырости и холода. Задумавшись, он не заметил, как наступил в лужу. Да уж… Когда рябь на воде успокоилась, юноша увидел свое отражение и удивленно ахнул: какой-нибудь дальний знакомый, окажись он сейчас рядом, вряд ли узнал бы в этом хмуром, серьезном подростке вечно жизнерадостного и веселого Ямамото Такеши. Впрочем, нет худа без добра: не наступи он в лужу, то, задумавшись, мог бы и не заметить летящие в него динамитные шашки, от которых теперь легко, даже небрежно увернулся. Пустынную улицу разрезал крик, перекрывающий динамитные взрывы:
- Раньше я думал, что ты просто придурок, но теперь я понимаю, что ты законченный дегенерат! Я взорву, если надо, каждый гребанный самолет, летящий до гребанной Америки, а заодно выбью всю эту гребанную дурь из твоей гребанной башки.
Гокудеру буквально трясло от злости. Изначально, он пошел за бейсбольным придурком, чтобы не дать тому окончательно уйти из Вонголы, но теперь уже не был уверен, что просто не убьет этого, не обремененного ненужным интеллектом спортсмена прямо здесь на месте.
- Хаха, знаешь, будет довольно проблематично, если ты станешь взрывать самолеты. – Привычный беззаботный смех Такеши настолько не вязался с серьезностью ситуации, с серьезностью его больших, карих глаз, что Гокудера окончательно вышел из себя. В мгновение ока преодолевая разделяющее их расстояние, он со всей силы ударил хранителя дождя по лицу. Впрочем, как раз из-за того, что в удар было вложено слишком много силы, тот получился смазанным и лишь слегка задел Ямамото, сам же Хаято по инерции полетел вперед, повалив предмет своей злости на землю, а, заодно, и сам рухнул сверху.
Впрочем, и без того не слишком сдержанный юноша находился сейчас в той крайней степени раздраженности, когда на подобные мелочи просто не обращаешь внимания.
- Трус! – выплюнул Гокудера, наклоняясь вплотную к лицу оппонента. – Тебе лишь бы в игры играть, а когда запахло жаренным, что, сразу голову в песок? Признайся, ты просто испугался!
Во все время этой гневной тирады Такеши лежал, не шелохнувшись. Затем, дождавшись, пока хранитель урагана закончит, ответил медленно и очень серьезно:
- Ты прав, я испугался.
От такого признания Хаято поперхнулся собственным дыханием. На самом деле, он считал надоедливого бейсболиста кем угодно, но только не трусом, так что сейчас просто не находил нужных слов, чтобы выразить то, что творилось у него в голове. Не давая, однако, взрывному парню времени опомниться, Ямамото продолжал:
- Я испугался себя. Точнее того, чем я могу стать. Знаешь, там, в будущем, я действительно понял, что могу убить человека. Нет, даже не так… Мне хотелось этого. Хотелось, понимаешь?! Когда я держу в руках меч, когда я сражаюсь с противником, мне кажется, что это уже совсем другой я. У этого меня нет жалости, он делает то, что хочет… - парень на секунду запнулся, после чего прибавил немного охрипшим голосом: - и получает то, что хочет.
Гокудере показалось, что при этих словах чужие руки, до сих пор державшие его чуть повыше колен, едва заметно сжались. Ямамото, тем временем, продолжал:
- И этого себя я боюсь. Я не знаю, смогу ли все время контролировать это. И я определенно не знаю, если я убью человека, как мне с этим жить.
- Придурок – Гокудера, вопреки ожиданиям, говорил серьезно и без надменности, с которой он обычно разговаривал с Ямамото, - ты думаешь, ты один такой? Или ты думаешь, что Десятому просто со всем этим справляться? И не только ему, нам всем. Но мы все стараемся изо всех сил, а когда становиться слишком трудно – помогаем друг другу. Даже этот ублюдок Хибари, и трахнутый на голову Мукуро. И только наша звезда бейсбола, наш лучезарный и солнечный Ямамото Такеши, который, блядь, будет вам улыбаться, даже если вы засунете его катану ему же в задницу, только он, значит, не может этого пережить, да? Я тебе еще раз говорю, прекрати нести эту чушь, иди извинись перед Десятым за то, что ты такой дебил и возвращайся в Вонголу.
- Гокудера, знаешь, я точно не буду улыбаться, если кто-то засунет Шигурэ Кинтоки мне в задницу.
“Это мне сейчас показалось, что взгляд у него нехороший? И что это за искорки дьявольские, разве раньше у него во взгляде плясали такие черти?” – мысли лихорадочно сменяли друг друга в голове Хаято. Во всем облике, в каждой черточке лежавшего сейчас перед ним Ямамото было что-то невыносимо неправильное, непривычное. Его лицо выражало одновременно и сосредоточенную отрешенность, которая появлялась обычно во время битвы, но было и еще кое-что… Что-то зловещее и азартное, похожее на глубоко затаенную насмешку, в общем, что-то, чего Гокудера, да и никто другой, раньше не замечали. И, ровно сколько от самого взгляда, и столько же от того, как непривычен был подобный взгляд для этого мягкого, доброго человека по спине волной пробегали мурашки, а язык присыхал к небу. Невольно вспоминались старые слова Реборна о том, что Ямамото является прирожденным киллером. Впрочем, сейчас это не казалось таким уж бредом.
- И вообще, Гокудера, разве не ты больше всех хотел, чтобы меня не было в Вонголе? Ты всегда ведешь себя так, будто тебя раздражает сам факт моего существования. Каждый раз, когда я пытаюсь делать какие-то шаги тебе навстречу, даже когда просто пытаюсь с тобой заговорить, ты всегда выходишь из себя. Конечно, я знаю, что на самом деле ты не ненавидишь меня, но знаешь… в конце-концов, этого уже просто недостаточно. Я могу понять Тсуну, но зачем тебе, из всех людей, зачем тебе нужно, чтобы я остался? Впрочем, я, так или иначе, уже все решил. Ты этого не поймешь, но тебе же будет лучше, если я уйду сейчас, пока еще не поздно…
“Не поздно что..?! Что несет этот имбицил?” – ситуация определенно выходила из-под контроля. Гокудера пытался и не мог понять, о чем думает этот человек, и это начинало на самом деле пугать. Неожиданно поза, в которой они находились, и на которую раньше он просто не обращал внимания начала резко раздражать и казаться двусмысленной. Попытка встать, однако, была жестко пресечена, когда сильные руки лежащего под ним парня мертвой хваткой вцепились в бедра. Глаза, казавшиеся теперь черными, смотрели пристально, требуя ответа.
- Что за чушь ты несешь? Ты хранитель дождя Вонголы, кто еще, кроме тебя, сможет с этим справиться? К тому же, хотя ты такой придурок, что даже сам уже это понимаешь, Десятый сильно расстроится, если тебя не будет. А мой долг, как правой руки…
- Это все? – голос Ямамото звенел такой сталью, что Гокудера даже не смог разозлиться за то, что его перебили. – Если это все, то нам не о чем больше разговаривать.
- Ч-что ты имеешь ввиду?
- Если единственная причина, по которой ты пытаешься меня остановить – это твой дурацкий мнимый долг правой руки твоего ненаглядного Десятого, то можешь не стараться. Это только выводит меня из себя. Более того, если ты не прекратишь нести всю эту чушь, про правую руку и прочее, я не уверен насчет того, что собираюсь сделать.
Если до этого Гокудеру удивляло то, как вел себя Такеши, то теперь он просто впал в ступор. Слышать такие слова.. даже нет, не слова – голос. Слышать этот ровный и, одновременно, кипящий от злобы голос было невыносимо и страшно. В обычной ситуации парень, недолго думая, запустил бы в зарвавшегося придурка парой динамитных шашек, но только не теперь. Хаято был шокирован настолько, что, вместо того, чтобы отвечать логично, стал говорить так, как думал на самом деле. А этого взрывной юноша не позволял себе ни с кем, кроме Десятого.
- Не все. Я на самом деле не понимаю, что происходит в твоей бейсбольной башке… Что значат все эти фразы? Что, ты хочешь, чтобы я сказал, что мне не наплевать на тебя? Что я тоже хочу, чтобы ты остался? – Гокудера говорил так тихо, что казалось, будто он разговаривает с самим собой. Такеши, однако, слушал очень внимательно, не пропуская ни одного слова.
- Хочешь знать, что я на самом деле думаю сейчас? Мне хочется взорвать и тебя, и себя, в придачу. Все это просто нелепо. Ладно, слушай очень внимательно, потому что я никогда больше не собираюсь повторять того, что скажу. Да. Мне Не Наплевать На Тебя. Я Хочу, Чтобы Ты Остался. – И, выдохнув с облегчением, прибавил уже привычным тоном: - И, если после того, как заставил меня говорить всю эту чушь, ты все равно соберешься уйти из Вонголы, я нашинкую тебя динамитом так, что дым из ушей пойдет, качок ты безмозглый.
Если Гокудера думал, что после этих слов Ямамото рассмеется своим привычным дурацким смехом и все станет как раньше, то он сильно ошибался. Ямамото действительно улыбнулся, но это была улыбка дьявола, покупающего у вас душу. Молниеносное движение, и теперь уже Хаято лежит, распростершись на земле, а сверху над ним нависает Такеши. Благо, переулок, в котором происходила вся сцена, был пуст и не оставлял ненужных свидетелей. Их лица были настолько близко, что горячее, прерывистое дыхание сидящего сверху, в буквальном смысле жгло лицо распластанного по земле Гокудеры. Сердце пропустило удар.
- Насколько сильно ты хочешь, чтобы я остался?
- Ч-что? Что ты несешь? Слезь с меня… - Хаято ненавидел себя за это, но двусмысленность их позы заставила, казалось, всю кровь из организма прихлынуть к лицу так, что, наверное, даже уши покраснели. Настолько близкие контакты с людьми не входили в число привычек склонного к социопатии подростка. А дальше его ждало что-то уже совсем неправдоподобное.
- Я спрашиваю, насколько сильно ты хочешь, чтобы я остался? Потому что у меня есть одно условие, и, если ты с ним не согласен, я не останусь ни при каких обстоятельствах.
- Что за условие? – На самом деле, Гокудере совсем не хотелось знать, что же там взбрело в черепушку этого идиота, но не спросить он не мог.
- Ты будешь моим.
Прошло, наверное, около минуты, прежде чем оторопевший парень смог понять то, что только что услышал. Еще минуту он анализировал услышанное, собираясь с мыслями. Когда же пришло, все-таки, мучительное осознание того, чего от него на самом деле хотят, зрачки в зеленых глазах расширились от ужаса. Потухшим голосом он переспросил, надеясь, что, все же, ослышался. Не слишком, впрочем, надеясь.
- Что?
- Ты будешь моим. – последовал совершенно спокойный ответ. – Я люблю тебя, Гокудера. Я всегда хотел сказать тебе это, но ты отшивал меня еще раньше, чем я мог бы даже попытаться. Я не знаю, как это произошло, знаю только, что все время смотрел на тебя, а потом понял, что больше просто не могу отвести взгляд. Но ты никогда этого не замечал. Ты все время вился вокруг Тсуны, как будто других людей просто не существует. А я ненавидел и тебя, и его за это. И еще больше ненавидел себя, когда думал о том, ЧТО хочу с тобой сделать. Но теперь я могу сказать. Потому что уже больше не важно. Я знаю, что ты никогда не согласишься, и я смогу уехать, потому что так больше продолжаться не может.
Он ненадолго замолчал. Глаза, в которых снова чувствовалась привычная мягкость, смотрели с такой неподдельно болью, что Гокудера почувствовал, как его собственное горло туго сжалось. Снова собравшись с мыслями, Ямамото продолжил, натягивая на лицо вымученную улыбку:
- Знаешь, Хаято… я не уверен, но возможно, именно из-за тебя я на самом деле так хочу уйти. Я просто больше не могу находиться рядом, потому что знаю: рано или поздно, я больше не смогу себя контролировать, и тогда…
- И что тогда?
Он действительно ненавидел себя за этот вопрос. Совсем, ну ни капельки не хотелось ему его задавать, вообще ничего не хотелось спрашивать, но слова сами сорвались с губ. И снова взгляд Ямамото сделался твердым, а на дне черных глаз заплясало адское пламя. Он заговорил голосом, который просто не мог принадлежать Ямамото Такеши – настолько он был елейным и сахарным:
- Тогда я растяну тебя на любой подходящей, или не подходящей поверхности и оттрахаю так, что ты неделю ходить не сможешь.
Несколько секунд Такеши наслаждался выражением лица Хаято, которое по другому, как “охеревшим” назвать было нельзя. После чего он наградил парня еще одной елейной улыбочкой, наклонился к самому его уху и прошептал, как будто невзначай проводя языком по чувствительному хрящику:
- Впрочем, если ты согласишься, я могу быть и нежным. Очень нежным. Так что, согласишься?
Гокудера ничего не отвечал. Он просто смотрел куда-то вдаль, с непередаваемым выражением, застывшим в глазах. Черти снова покинули Ямамото. Он позволил себе последний раз долго, невыносимо нежно посмотреть на хранителя урагана. Затем на губах у него заиграла грустная, но очень добрая улыбка. Больше не колеблясь, он быстро наклонился и легонько, совсем целомудренно прикоснулся своими губами к чужим, задержался на несколько секунд, будто пытаясь навсегда запомнить это прикосновение, а потом так же быстро отстранился.
- Я всегда буду тебя помнить. Ты прости… за все это. Хаха, знаешь, я правда очень сильно тебя люблю.
Сбрасывая с себя наваждение, Ямамото поспешно встал, сделал несколько шагов вперед, затем резко развернулся и сказал:
- Ты тоже… вспоминай меня, хотя бы иногда, ладно? И извинись за меня перед Тсуной. Я не хотел, чтобы так вышло.
После этого он очень резко развернулся и почти что побежал вперед. Впрочем, не настолько быстро, чтобы Гокудера не успел заметить, что в янтарных глазах застыли слезы.
глава2Глава2
Ямамото сидел у себя в комнате и уже минут пять рассеянным взглядом смотрел на собранную сумку.
“Интересно, а как отец отнесется к предложению переехать в Америку?”
Ямамото-старший вот уже несколько дней находился в Токио, где, зная его репутацию непревзойденного кулинара, его попросили поработать в одном элитном ресторане для высокопоставленных персон. Сначала Тсуеши не хотел оставлять родной Нанимори, но сын настоял на том, что неплохо иногда и развеяться.
Командировка должна была длиться еще около трех недель, и Такеши решил ничего не рассказывать отцу до тех пор, пока тот не вернется. На самом деле Ямамото собирался рассказать о своих планах по телефону, уже находясь за границей. Оставаться в Японии сколько-нибудь дольше после того, как объяснился с Тсуной и, уж тем более, после всего, что наговорил Гокудере, не было никаких сил. К тому же, Ямамото-старший наверняка попытался бы убедить сына передумать и, что еще хуже, стал бы выяснять причины такого спонтанного решения.
Неожиданно раздалось тихое шипение, в комнате слабо потянуло дымом, а через несколько секунд раздался оглушительный взрыв. Благодаря отточенным рефлексам парень вовремя увернулся, но на месте сумки теперь одиноко возвышалась кучка пепла. В дверном проеме, оперевшись о косяк, стоял Гокудера.
- Знаешь, там были мои любимые вещи.
- Какое-нибудь очередное бейсбольное барахло.
Хаято пытался говорить ровно, но язык предательски заплетался. К запаху гари, витавшему в комнате, примешивался тонкий, но отчетливый аромат алкоголя.
- Ты пьян. – Спокойно констатировал Ямамото.
- Что ты несешь? Я правая рука Десятого, я не… - под ледяным взглядом Гокудера запнулся на середине предложения.
На самом деле, он действительно был пьян. После их разговора, когда недвусмысленно было дано понять, чего от него хотят, Хаято много думал. И пил. И чем больше думал, тем больше пил. В конце-концов он решился. Правда, на что именно решился он забыл, как только переступил порог своего дома. Дальше в памяти шел небольшой пробел, и вот он уже стоит, пошатываясь, перед комнатой Ямамото, чью сумку только что бесцеремонно превратил в горстку праха.
Кривая ухмылка расползлась по губам стоящего, когда он посмотрел в спокойные карие глаза. Выражение этих глаз можно было бы назвать даже ласковым, вот только появившаяся в них матовость, из-за которой, казалось, ни один луч света не отражался на поверхности, делала радужки почти черными, так что не оставалось никаких сомнений насчет намерений их хозяина.
Хаято еще раз криво усмехнулся: чтож, похоже, думать ему больше не придется, за него уже все решили, как только он предстал перед взглядом этих обманчиво-спокойных глаз. Было противно думать о том, что произойдет дальше, еще противнее оттого, что он сам добровольно на это пошел. Однако, помимо прочего, под действием алкоголя, путавшего мысли и притупляющего ощущения, ситуация казалась Гокудере ужасно комичной и он никак не мог прекратить улыбаться.
- Что тебя так развеселило? Или ты пришел посмеяться надо мной?
- Скорее над собой. – Хаято пробормотал это так тихо, что невозможно было разобрать слов.
- Что? Я не слышу. Так зачем ты пришел? – Такеши все еще не делал никаких движений, но, чем дольше они разговаривали, тем спокойнее и тише становился его голос. От этого голоса кровь в жилах стыла.
- Зачем я пришел, ты спрашиваешь?!
Это ледяное спокойствие человека, который совсем недавно засовывал свой язык в чужое ухо и нашептывал в него такие вещи, от которых любой бы покраснел, как школьница, окончательно вывело Гокудеру из себя. Парень подался вперед, намереваясь, по-видимому, кулаками высказать все, что думает, но запнулся и упал бы, не схватись он вовремя за стену. Больше не предпринимая попыток заставить тело нормально слушаться, юноша продолжал:
– Ты, блядь, еще спрашиваешь, зачем я пришел?! Что, хочешь, чтобы я это сказал, да? Тебе мало уже того, что я здесь, со всем вытекающим, ты хочешь меня сначала еще и унизить?
Молча дождавшись окончания гневной речи Такеши, наконец, встал и медленно, с видом человека, не заинтересованного в происходящем, направился к говорившему. Подойдя вплотную, он взял Хаято за подбородок и поднял его лицо вверх, пристально заглядывая в мутные от алкоголя глаза:
- Может быть немного.
Кулаки Гокудеры болезненно сжались. Сквозь плотно сомкнутые зубы он прошипел, буквально выплевывая слово в лицо собеседнику:
- Ублюдок.
Нельзя было понять, как отреагировал на это оскорбление Такеши, но уголки его глаз слегка, совсем незаметно сощурились. Все еще спокойным голосом, в котором слышалась только капля елейности, он сказал:
- Я все еще жду ответа.
Гокудера почувствовал, что задыхается от ярости. Он хотел уже плюнуть на все и уйти, и пускай этот козел улетает, куда ему вздумается, но знал, что Такеши так просто его теперь не отпустит. Еще какое-то время Хаято жег рядом стоящего испепеляющим взглядом. Потом, примерившись с судьбой, он успокоился, глубоко вдохнул, выдохнул, и заговорил:
- Я согласен – начало получилось совсем тихим и неразборчивым. Собравшись с силами, парень продолжал уже громче: - Я согласен с твоим гребанным условием.
- На что именно ты согласен?
- Издеваешься? – Хаято хотел, чтобы фраза прозвучала гневно, но получилось скорее жалостно.
- Я слишком долго терпел. Так что теперь тебе тоже придется немного потерпеть. Ты ввалился ко мне пьяный, взорвал мою сумку. Прежде, чем что-либо сделать, я хочу услышать от тебя, что все происходящее – твоя добрая воля, что ты пришел, потому что сам так решил, а, значит, сам так захотел. А теперь скажи мне, Хаято, на что именно ты согласен?
В комнате на минуту повисла гробовая тишина, после чего злой, низкий голос, скорее напоминавший шипение, чем человеческую речь, произнес:
- Я. Согласен. Чтобы. Ты. Меня. Трахнул. Удблюдок. Ты. Эдакий.
Из-за потупленного взгляда, Гокудера не мог видеть мимолетной, но от этого не менее торжествующей улыбки Такеши. Смущение, в купе с опьянением достигли апогея, и Хаято приготовился уже отключить рассудок и безвольно подчиниться всему, что с ним будут делать. У Ямамото, однако, были свои планы на этот счет. Отойдя от нетвердо стоящего на ногах Хаято на несколько шагов, он окинул парня оценивающим взглядом и все тем же ровным голосом, который Гокудера ненавидел уже до глубины души, произнес:
- Тогда раздевайся.
Гокудера неверяще посмотрел на говорившего. От удивления и обиды перехватило дыхание. Конечно, парень знал, на что соглашался, но он не думал, что все будет так….Меньше всего он ожидал от доброго, мягкого Ямамото такого отношения. В поведении Такеши читалось такое пренебрежение, что казалось, будто ему безразлично все происходящее. В памяти, как назло всплыла фраза: “Я люблю тебя, Гокудера”.
“Любишь, значит, да? Как кошка мышку, ублюдок хренов”. Обида и унижение были настолько сильными, что на глазах, помимо воли, выступили слезы. Однако отступать было уже некуда и юноша, негнущимися руками принялся стягивать с себя одежду. Делал он это долго, все время заплетаясь и путаясь в складках, и пристальный, голодный взгляд стоящего напротив, только сильнее тормозил процесс. Наконец, с одеждой было покончено. Хаято, весь съежившись и покраснев от смущения, стоял полностью обнаженный, рядом с сиротливо возвышавшейся на полу кучкой одежды. Видя, каким взглядом на него смотрят, парень чувствовал себя не просто голым, но ему казалось, будто саму плоть с него сняли, оставив одну неприкрытую ничем душу. Наверное, если бы у него была сейчас возможность вернуться назад во времени и никогда не приходить в этот дом, скорее всего он бы так и поступил. Но такой возможности, увы, не было.
Тем временем Ямамото, дождавшись, пока парень окончательно разденется и, насладившись немного этим зрелищем, неторопливо подошел и легонько провел рукой по обнаженной груди и животу. От этого прикосновения Хаято ощутимо вздрогнул, на что Такеши ответил только немного грустной улыбкой. Проделав это действие, как ритуал, юноша снова отдалился, и сам начал медленно раздеваться. В том, как уверенно, совершенно спокойно этот красивый человек снимал с себя свою незатейливую одежду, могло бы быть что-то даже величественное, если бы не общая низость ситуации.
Гокудера, как завороженный наблюдал за перекатывающимися мускулами сильных рук, подтянутого живота, наблюдал, как сантиметр за сантиметром, словно в замедленной съемке, обнажается оливковая кожа, от которой исходил, почти физически ощутимый запах солнца и, одновременно, дождя. Все в том же состоянии, близком к трансу, он рассматривал аккуратную черную поросль, не прикрытую больше никакой тканью и возбужденный, внушительных размеров член, в своей твердости и ровности линий казавшийся настолько естественным продолжением тела, что просто не мог выглядеть пошло или непристойно. Казалось удивительным, что при таком возбуждении тела можно сохранять такое хладнокровие на лице.
Из прострации Хаято вывело ощущение горячей ладони на руке и мягкое, но настойчивое: “пойдем”. Чувство реальности мучительно накрыло волной, возвращая с торицей предыдущее смущение и отвращение к самому себе. Не спрашивая, куда его ведут, Гокудера, совершенно голый пошел за таким же голым Такеши, потупя взгляд в пол и мечтая провалиться сквозь землю.
Хаято поднял глаза, только когда увидел под ногами белую кафельную плитку, неприятно холодившую ступни. Оглядевшись, он окончательно убедился, что они были в душе. Смешиваясь с удивлением, снова накатило раздражение.
- Что, просто на кровати тебя не устраивает?
Такеши неожиданно мягко рассмеялся, целомудренно поцеловал опешившего Хаято в макушку и полным напором включил холодную воду.
- Ай, блядь! Холодно же! Ты что творишь, извращенец недоделанный?!
Чем громче кричал Гокудера, тем веселее становился смех Ямамото.
- Ну-ну, нам обоим сейчас не помешает холодный душ.
Далее, не обращая уже внимания на гневные вопли, Такеши прижался грудью к чужой спине, от чего, даже под ледяными струями воды, по телу разливалось приятное тепло. Он выдавил немного шампуня себе на руки и принялся аккуратно, но с силой массировать покрытую серебристыми волосами голову. Закончив, он проделал то же самое, но уже гораздо более небрежно со своей головой.
Подождав, пока вода смоет шампунь с их волос, Ямамото плеснул на руки гель для душа. Твердыми, уверенными движениями он стал растирать торс окончательно заледеневшего Хаято, который только что зубами не стучал. Сам же Такеши, поглощенный своим занятием, едва ли ощущал холод.
Гокудера, от холода позабывший и стыд и неловкость, с удивлением обнаружил, что, когда его тела касаются чужие руки, он не чувствует ничего, кроме исходящего от этих рук тепла. Стоит отметить, что, стоя под ледяным потоком воды, ради этого тепла парень готов был терпеть даже чужие прикосновения.
“Все, совсем довел, извращенец” – рассеяно подумал Хаято и тут же вздрогнул всем телом, когда чужая ладонь спустилась ниже, совершенно бесстыдно растирая и массируя его член. Как нарочно, хозяин ладони не спешил возвращать ее на прежнее место, а, напротив, стал игриво перебирать пальцами яички, скользить по промежности. В это время уже другая рука принялась ласкать внутреннюю поверхность бедер. Гокудера сначала попытался вырываться, но потом вспомнил, что, собственно, именно за этим он сюда и пришел и смирился, пытаясь снова сосредоточиться на приятном ощущении тепла.
“И охота ему этим заниматься под ледяным душем? Совсем больной”.
Когда Гокудера перестал рассуждать о том, что же сейчас происходит и стал прислушиваться к своим ощущениям, он в какой-то момент с ужасом осознал, что его орган, до этого стыдливо съежившийся, вздрогнул, и немного окреп. Впрочем, это не была эрекция: парень продрог и был слишком пьян, но сам факт того, что его тело реагирует на чужие ласки, поверг Хаято в шок.
К счастью, или же наоборот, подробно остановиться на этих мыслях не удалось, так как чужие руки перестали совершать непотребства, и вновь вполне целомудренно заскользили по другим частям тела.
Когда вода все-таки прекратила течь, и уже немного посиневшего Хаято завернули в огромное, мягкое полотенце, от блаженного ощущения тепла стало так хорошо и так невыносимо захотелось спать, что было уже, казалось, абсолютно все равно, что с ним будут делать. С трудом удерживаясь от того, чтобы окончательно не закрыть полу-сомкнутые глаза, он без возражений позволил Такеши прижать его к себе. От ощущения теплой и уютной груди под щекой захотелось уснуть прямо так, стоя, но рука, обхватившая его за плечи, настойчиво подталкивала идти вперед.
Когда они все-таки добрались до кровати, Хаято был бережно уложен и накрыт одеялом. Несмотря на то, что холодный душ несколько отрезвил Гокудеру, от принятия лежачего положения перед глазами немедленно все поплыло. Пришлось перевернуться на бок, но дурнота не проходила. Когда парень, несмотря на мучительное желание спать, стал подумывать о том, чтобы встать, вокруг его талии обернулась, проскользнув под одеяло, рука Ямамото. Это прикосновение вызвало целую бурю различных эмоций, большинство из которых никак нельзя было назвать положительными. Но, так или иначе, теперь юноша мог отрешиться от дурноты, полностью сосредоточившись на ощущениях тепла и чужого тела.
Сознание уже начало покидать его, когда он почувствовал горячий, влажный поцелуй на своей шее. Пробормотав что-то вроде: “бейсбольный придурок”, Гокудера с чистой совестью погрузился в объятья Морфея.
- Все, что захочешь, пока ты мой. – Разнесся по комнате тихий шепот, после чего надолго воцарилась тишина, нарушаемая только ровным дыханием и негромким сопением двух парней.
.
глава3Глава3
Ощущения вернулись раньше, чем память и способность думать. Хаято чувствовал, что он лежит и ему очень тепло и мягко. Далее ощущения стали приобретать более отчетливую форму: так, например, тепло было особенно сильно в районе спины, переходя, через талию, на живот. К теплу примешивалось некоторое чувство тяжести, скорее приятное, чем наоборот. Следующим, что смог различить юноша, стал какой-то мягкий, немножко скользкий предмет, прижатый к его левой ягодице. Ассоциативно-образный ряд был нарушен, картинка в мозгу никак не хотела обрисовываться. Чтобы получить более четкое представление о непонятном предмете, Гокудера стал тереться о него той частью тела, которая первой почувствовала на себе контакт с инородным объектом. По мере того, как парень терся, предмет становился все тверже и определенно увеличивался в размерах пока, в конце-концов, над его ухом раздался хриплый от возбуждения шепот:
- Ты… давай полегче с этим. Я ведь не железный.
Вместе с этим шепотом разом вернулись все воспоминания вчерашнего вечера, а заодно, наконец, и осознание того, обо что именно он сейчас так самозабвенно терся тем самым местом. Гокудера как ошпаренный подскочил на кровати. Голову пронзила невыносимая боль, возвещая о запоздалом похмелье. Парень вцепился руками в волосы и застонал.
- Хахаха, на твоем месте, я бы не делал таких резких движений. Болит, наверное? – прибавил Ямамото, мягко опуская руку на серебристую макушку.
Хаято тут же сбросил чужую ладонь и поднял глаза. Только сейчас он в полной мере осознал, что лежащий рядом с ним парень был абсолютно голым. В принципе, насчет собственного внешнего вида он тоже не заблуждался, но все же пробежался взглядом по своему телу, только для того, чтобы окончательно удостовериться – одежды на нем не было. Посмотрев еще более хмурым взглядом, чем обычно, Гокудера спросил:
- Ямамото… вчера… Я не очень помню, что было, когда мы вернулись в комнату…
На губах Такеши заиграла такая лукавая улыбка, что, не видя ее, никто из знакомых никогда бы не поверил, что Ямамото в принципе способен так улыбаться.
- Гокудера, – парень выдержал театральную паузу, после чего продолжил: - неужели ты думаешь, что, будь у нас что-то ночью, ты этого бы сейчас не почувствовал?
Хаято нервно сглотнул появившийся в горле комок. Такеши, тем временем, снова принял беззаботное выражение. Наклонившись к тумбочке, он налил в стакан заранее приготовленной минералки и кинул туда две таблетки аспирина, после чего с участием посмотрел на полопавшиеся в зеленых глазах сосуды и протянул стакан Гокудере.
- Вот. Я подумал, тебе захочется пить, да и голова будет болеть.
Гокудера молча принял стакан, в мгновенье осушав его до дна, после чего так же молча перегнулся через кровать, взял с прикроватной тумбочки минералку и начал жадно пить из горла. Отпив примерно половину, парень поставил бутылку.
На какое-то время в комнате воцарилась тишина. Хаято не хотелось ничего говорить, и Ямамото не стал торопить его, давая время собраться с мыслями. Наконец, Гокудера не выдержал. Не предвещавшим ничего хорошего взглядом впившись в лицо Такеши, он произнес холодно:
- И что теперь?
- Дай подумать….Теперь, наверное, я приготовлю тебе завтрак, а ты пока пойдешь умоешься и приведешь себя в порядок. Сам-то я еще час назад встал.
- И что ты делал все это время?
- Любовался тобой, пока ты спишь. – Не задумываясь ответил Такеши и снова рассмеялся.
- Надо же, смеешься. А вот вчера тебе что-то не до смеха было.
Раздражение постепенно возвращалось к Хаято вместе с воспоминаниями об унижении, которое пришлось пережить. В голове отчетливо всплывали образы спокойного, даже надменного Ямамото, который, казалось, сознательно делал все, чтобы Гокудере, и без того смущенному, было как можно хуже.
Такеши перестал улыбаться. Он заговорил серьезно, но без стыда и не оправдываясь:
- Ты злишься. Я понимаю. Но так было нужно. Почему – не важно. Все, остальное – после завтрака. – Конец фразы был сказан уже снова вполне дружелюбно.
- Я не голоден.
- Ничего не хочу слышать. – С этими словами парень быстро натянул валявшиеся на полу штаны и вышел из комнаты.
*****
Спустя минут двадцать Ямамото вернулся с подносом, на котором красовалась тарелка горячих блинчиков, нафаршированных различной снедью и кувшин апельсинового сока. Гокудера все еще лежал на кровати, но уже полностью одетый и было видно, что ванную он все-таки посещал. Поставив поднос на колени убийственно-мрачному Хаято, Такеши сам лег рядом.
- Я сказал, что не собираюсь есть.
- Да ладно тебе. Ну что ты как маленький? Знаешь, завтрак - самый важный прием пищи за день
То, как Ямамото пытался вести себя, будто ничего серьезного не происходит, окончательно вывело Гокудеру из себя.
- Зато ты, блядь, я смотрю слишком взрослый?!
С этими словами взбешенный юноша швырнул несчастный поднос о стену с такой силой, что тот сломался, несмотря на то, что был сделан из твердого пластика. К закоптелым следам гари на стене прибавились жирные пятна блинов, вперемешку с соком. Взгляд карих глаз сразу стал холодным настолько, что впору было заморозить ад. Лицо – застывшая маска, никаких эмоций.
- Знаешь, мог бы просто поставить. Я ведь старался, когда готовил.
- Охренеть, тебе теперь медаль выдать?
Ямамото молчал. Это становилось уже традицией: Гокудера кричал, ругался, а Ямамото молча слушал и ждал. И смотрел. И от того, как он смотрел, раздражение кричащего неизменно сменялось другим чувством. Чувством, предательски сильно напоминавшим страх. Замолчав, Хаято какое-то время колебался, не решаясь, что ему делать дальше. Наконец, не смотря Такеши в глаза, он спросил, наполовину сердито, наполовину холодно:
- Почему?
К счастью, сегодня Ямамото, по всей видимости, не собирался мучить его излишней дотошностью, предпочитая понимать все с первого раза. Намного легче от этого, впрочем, не становилось.
- Ты был мертвецки пьян. В таком состоянии ты ничего бы не почувствовал. Признаться, было довольно трудно сдерживаться, видя тебя таким податливым и доступным. Но такие вещи гораздо приятнее на трезвую голову.
- А ты не подумал своей бейсбольной башкой, что на трезвую голову я пошлю тебя к чертям собачьим?!
Хаято резким движением попытался встать. Ямамото, еще более резким движением отрезал ему путь, упираясь руками в кровать по бокам от Гокудеры и зажимая его ноги между своими.
- Подумал. – Совершенно серьезно ответил Такеши. – А еще я подумал, что не стану тебя спрашивать.
- Совсем охренел?! Отпусти меня! Я передумал. Можешь улетать хоть в Америку, хоть прямиком в ад, мне все равно.
Ямамото, казалось, в полной мере упивался происходящим. Когда он заговорил, его голос сочился таким медом, что скулы сводило:
- Знаешь, мой самолет уже улетел. – сказал юноша таким тоном, будто ответ на все вопросы заключался в этой фразе.
- Плевать. Я сказал отпусти. У тебя был шанс, пока я был не в адеквате и не соображал. Больше я так не сглуплю, так что слезь с меня!
- Хаято, - Ямамото улыбнулся улыбкой тигра, только что задравшего кролика, - неужели ты думал, что, когда я сказал “ты будешь моим”, я собирался разок поиметь тебя по пьяни? Я хочу тебя всего. Каждый день. Все время. Ты сам пришел и сам согласился. И теперь, хоть ты десять раз передумай, я не собираюсь ни отпускать тебя, ни сдерживаться. Я буду прикасаться к тебе, целовать и трахать столько, сколько захочу, где захочу и когда захочу. И я сделаю так, что ты тоже будешь получать от этого удовольствие. Может быть не сразу, но я найду все твои чувствительные точки, приучу твое тело к своим ласкам и заставлю тебя стонать и кричать в голос. И ты сам будешь просить меня сделать это с тобой, еще и еще, снова и снова. Так что извини, но твое мнение по этому поводу меня совершенно не волнует.
В подтверждении своих слов Ямамото настойчиво поцеловал совершенно выбитого из колеи юношу, с силой раздвигая языком чужие губы и проникая внутрь. Через несколько секунд, однако, ему пришлось резко отстраниться: из прокушенного языка по подбородку стекала кровь.
Лицо Гокудеры, все еще намертво прижатого к кровати, было перекошено гримасой бессильной ярости, в то время как Такеши оставался все так же непроницаем. Медленно оттерев кровь, он произнес одно-единственное слово:
- Зря.
Все происшедшее далее, казалось, заняло не больше мгновенья: движение, и Гокудера оказался перевернут на живот; еще одно – и колени Ямамото прижимают его плечи, благодаря чему руки сидящего сверху теперь свободны. Все попытки Хаято вырваться не обращали на себя не малейшего внимания. Ямамото быстро, с грацией кошки перегнулся через кровать, ни на мгновение при этом не выпуская своей жертвы, и достал что-то из тумбочки.
Оглянувшись через плечо, Гокудера в непередаваемом удивлении распахнул глаза: в одной руке Такеши держал пузырек с какой-то жидкостью, но этого-то, как раз, можно было ожидать. А вот в другой руке у парня поблескивало не что иное, как наручники.
“Какого? Откуда у парня вроде него такие штучки? Или к нему Хибари в гости заходил? Блядь, надо срочно что-то придумать, этот бейсбольный псих даже больше больной, чем я думал…”
Ямамото, проследив направление чужого взгляда, виновато улыбнулся.
- Одна девушка оставила. Знаешь, ей нравились довольно странные вещи... Ее звали… хаха, извини, забыл, кажется.
От такого признания Гокудера на время даже забыл о своем положении. Он никогда не слышал, чтобы у хранителя дождя была девушка, и принципиальный Ямамото явно не походил на парня, который станет заводить знакомства на одну ночь. Чтож, по-видимому, все же станет.
- Когда ты…?
- Пока ты вился вокруг Тсуны – отрезал холодный голос.
Не теряя больше времени, Такеши попытался зафиксировать чужие руки, чтобы надеть на них наручники. Чувствуя всю отчаянность своего положения, Гокудера предпринял еще одну яростную попытку к сопротивлению. Однако результат оставался таким же, как и раньше. В конце-концов он заговорил, и голос его звучал почти умоляюще.
- Ты этого не сделаешь. Ямамото, подумай, ведь это же безумие! Я прошу тебя, остановись. Ведь ты же не такой.
- Безумие, да… Ты прав – это действительно безумие. Но ты ошибаешься, думая, что я на такое не способен. Я предупреждал тебя. Я хотел избежать этого и у меня почти получилось… если бы ты не пришел… - он на секунду задумался и добавил, почти что с безумной улыбкой на лице: - Поздно, Гокудера. Теперь я действительно останусь в Вонголе.
В подтверждении его слов наручники издали громкий щелчок – так, казалось, должны были треснуть, надламываясь, последние остатки здравого смысла. Ямамото наклонился и очень нежно прикоснулся губами к белоснежному уху, поле чего прошептал, извиняясь:
- Прости, мне бы не хотелось… так, – парень, очевидно, имел в виду наручники. – Но, поверь, это ради тебя самого. Будет очень больно, если станешь слишком дергаться.
- А у тебя, я смотрю, много опыта в том, как сделать больно.
- Но как сделать приятно – еще больше.
Гокудера хотел ответить что-нибудь еще, все что угодно, лишь бы не думать над тем, что сейчас происходит, но в этот момент на глаза ему опустилось что-то черное, и мир погрузился во тьму.
- Ну-ну, - Такеши стал успокаивающе поглаживать вздрогнувшего парня по спине, от чего тот задрожал только сильнее. – Так тебе будет проще сосредоточиться на ощущениях. И еще - постарайся немного помолчать. Мне не хотелось бы использовать кляп.
На удивление Гокудера послушался. Во всяком случае, он больше ничего не говорил и даже не шевелился, если не считать нервной дрожи, пробегавшей каждый раз, когда к телу прикасались чужие руки, губы. Вряд ли, конечно, парень сознательно решил подчиниться – просто все душевные и физические силы уходили на то, чтобы сохранять остатки самообладания, ведь иначе он не представлял, как стал бы реагировать. Не хватало еще разреветься, как девчонка.
Сквозь непроглядную темноту Хаято почувствовал, как его бережно, но нетерпеливо перевернули на спину. Футболку, которую из-за наручников нельзя было снять, бессовестно разорвали по швам, и вот уже никакие преграды не спасали несчастного от жадных, требовательных прикосновений. Из-за невозможности видеть создавалось впечатление, что они одновременно покрывают каждый сантиметр его тела.
Казалось, целую вечность чужой язык оставлял влажные борозды на груди, шее, за ушами, неизменно сопровождаемый касаниями настойчивых губ: то мягкими, то сердитыми, и тогда за ними следовали уже зубы, сжимавшиеся не так сильно, чтобы пошла кровь, но вполне достаточно, чтобы из груди, помимо воли вырвался приглушенный вздох.
Такеши оказался прав, говоря, что с завязанными глазами ощущения усилятся. Сквозь возведенные барьеры сознания проникало дурманящее чувство наслаждения, стиравшее осознание того, что источником этого удовольствия является ни кто иной, как Ямамото, что сам Гокудера этого не хотел, и что его вообще не интересуют парни. Образы отступали, уступая все нарастающему жару, разливавшемуся по телу и особенно остро ощутимому внизу живота.
Хаято понял, что на нем больше не осталось одежды, только когда прикосновения прекратились, и по обнаженному телу пробежал легкий ветерок. Парень едва успел подавить стон разочарования. Несмотря на плотную ткань на глазах, он почему-то был уверен, что находившийся рядом с ним человек улыбается. Окончательно Гокудера в этом убедился, когда услышал над собой до неприличия довольный голос:
- Я же говорил, что тебе понравится.
Причину такого заявления Хаято осознал, только когда горячая ладонь с силой сжала его член, мгновенно вздрогнувший в ответ на прикосновение. И тут парень с ужасом понял, что у него стоит! Сквозь сжатые зубы оп прошипел “Ублюдок”, но тут же вынужден был замолчать, так как у него просто-напросто перехватило дыхание, когда рука Ямамото уверенно заскользила по стволу. Единственным, что еще ощущал Гокудера, помимо вполне примитивного физического удовольствия, было смущение. Такого стыда юноша еще никогда не испытывал: подумать только, он, Гокудера Хаято, Правая Рука Десятого лежит сейчас, раздвинув ноги, и стонет как дешевая шлюха, когда его ласкает этот озабоченный бейсбольный кретин. И, что самое удивительное, чем смущеннее он себя ощущал, тем сильнее возбуждался, и тем развратнее становились его стоны. Хотелось провалиться сквозь землю… Но потом… Потом, а сейчас…
Неожиданно стало безумно жарко, мокро и удивительно хорошо. Ладонь сменилась чем-то тугим и влажным, накрывшим возбужденную плоть со всех сторон и там, в глубине этого горячего купола двигалось что-то сколькое, быстрое, ловкое, сводящее с ума своими извивающимися перемещениями. Хаято выгнулся дугой и застонал так громко, что скользящие движения на его члене на секунду замерли, но тут же продолжились с новой силой.
Вдруг рука, покрытая чем-то холодным и липким, стала скользить по внутренней поверхности ягодиц. Целиком отдаваясь восхитительным ощущениям чужих губ и языка на своем члене, Хаято практически не обратил на это внимания, но затем ему пришлось резко сжаться и зашипеть сквозь зубы, когда сразу два пальца вошли в него и начали двигаться внутри. Однако оставаться напряженным, когда твое тело буквально выгибается от удовольствия, получалось плохо. Помимо воли парень расслабил мышцы, отрешаясь от неприятных ощущений и целиком сосредотачиваясь на приятных, даже после того, как в него вошел третий палец.
Когда Гокудера, извиваясь и хватая ртом воздух, готов был уже кончить, все движения резко оборвались, и на смену ощущениям влажного тепла пришло чувство прохлады и пустоты вокруг подрагивающего от возбуждения члена. Пальцы, однако, все еще оставались внутри. Парень не успел ни о чем подумать, прежде чем из самых недр его грудной клетки вырвался низкий полу-стон, полу-рык.
- Нет!
Губы, уже блуждавшие где-то в изгибах шеи, изогнулись в улыбке.
- Хочешь еще?
В ответ послышался сдавленный стон. Такеши, однако, не удовлетворился таким ответом.
- Хаято, если хочешь еще, попроси меня.
В подтверждении своих слов парень легонько пробежался пальцами по стволу, вызывая еще один стон.
- Пошел… ты…
Гокудера отвернул голову, крепко-накрепко сжал зубы, но приказал себе терпеть.
-Ну же, - голос обжигал ушную раковину. – Тебе ведь хочется кончить, правда?
Такеши снова пробежался ладонью по члену Гокудеры, заставляя того выгнуться навстречу.
- Я могу тебе помочь. Просто попроси.
- Су…ка…
Было трудно не то, что говорить, но даже дышать казалось невозможно. Однако Ямамото, очевидно, не собирался делать ничего, чтобы хоть как-то помочь изнывающему от желания юноше. В неравной борьбе между плотским и духовным, победила плоть. Возможно, будь у Гокудеры возможность видеть, он еще смог бы собрать в кулак остатки гордости. Но такой возможности он был лишен.
- Дай мне кончить.
- А волшебное слово?
- Сука… пожалуйста…Такешии…
Это подействовало: рука Ямамото снова принялась ласкать член Хаято, но гораздо медленнее, чем тому было нужно. Гокудера подался бедрами вперед, недвусмысленно намекая увеличить темп, но тут почувствовал, как пальцы, до сих пор бывшие в нем и о которых он почти успел забыть, были вытащены. Такеши закинул его ноги себе на плечи и притянул ближе.
Не давая юноше времени опомниться, Ямамото, сам давно уже страдавший от нестерпимого желания, резко, но как мог аккуратно ввел головку в мгновенно сжавшееся колечко мышц.
- Ах, ты ж, бля!!
За считанные секунды Гокудера вспомнил и кто он, и где находиться, а главное, он в полной мере вспомнил и осознал, что он лежит голый, с закованными в наручники руками и что его собирается отыметь парень, и не просто собирается, но уже начал! А он ничего с этим не может поделать и, более того, он сам только что стонал и умалял дать ему кончить. Захотелось провалиться сквозь землю. Захотелось убить Ямамото, со всей жестокостью. Все еще хотелось кончить. В это время чужой член внутри него толкнулся, продвигаясь вперед, от чего Хаято снова весь сжался. Было больно. Хуже того, было унизительно.
- Потерпи немного. Ты скоро привыкнешь.
- Иди ты…
Поток ругательств прервал новый толчок. Вместе с этим, рука Ямамото с новой силой принялась скользить по члену, напоминая о возбуждении и заставляя, все же, немного расслабиться.
Гокудера испытал слабое облегчение, когда Ямамото почти полностью вышел из него, оставляя внутри лишь головку, но тут же снова сжал зубы, почувствовав новый, сильный толчок, до упора вогнавший в него чужую плоть.
По мере того, как движения внутри становились все энергичнее, сливаясь в такт с движениями руки, ласкавшей член, Хаято почувствовал, что снова погружается с головой в удовольствие, уже практически не обращая внимания на боль и дискомфорт в задней части туловища. Конечно, без этих ритмичных, хлюпающих движений, без ощущения чужого тела внутри было бы несказанно, несравненно лучше, но, в конце-концов, от этого можно отчасти отрешиться, концентрируя внимание только на своем возбуждении и удовольствии.
Все это думал Гокудера до тех пор, пока вдруг перед глазами не возникла яркая вспышка света, заставившая все тело содрогнуться от удовольствия, отчего парень сразу почти кончил. Только через несколько секунд он смог осознать причину этих потрясающих ощущений, когда Ямамото с силой толкнулся в нем, снова задевая ту самую точку, чем вызвал новый прилив наслаждения.
Сквозь пелену возбуждения, юноша вдруг услышал тихий, на самой границе слуха шепот: “Мой. Только мой. Навсегда. Никому не отдам. Мой”. – Каждое слово сопровождалось поцелуем: в живот, в шею, в плечо. Гокудера, сам не зная чему, криво усмехнулся, и тут же забыл обо всем на свете, желая только поскорее получить долгожданную разрядку.
Хаято находился уже в том состоянии, когда хватило бы нескольких движений, но, чувствуя это, Такеши сбавил ритм, не давая ни кончить, ни пропасть возбуждению. Так повторялось несколько раз, пока Гокудера, совсем обессилевшый, не простонал надрывно:
- Может…уже прекратишь… издеваться? Ублюдок, дай...мне кончить…
Долго уговаривать не пришлось. Ямамото стал двигаться, отчаянно ускоряя темп и все сильнее сжимая руку на члене. Через несколько мгновений мышцы Хаято сжались, и по руке Такеши разлилась белая, вязкая жидкость. Сделав последнее сильное движение, Ямамото кончил сам и вышел, наблюдая, как его теплая сперма вытекает на подрагивающие бедра Гокудеры.
Бонус1. Через 30 минут.
После того, как Ямамото освободил затекшие руки Гокудеры от наручников и снял с глаз повязку, оба долго лежали молча, переводя дыхание и собираясь с мыслями. Первым тишину решил нарушить Такеши. Наклонившись и нежно поцеловав лежащего рядом юношу в плечо, чем вызвал недовольное сопение, он не то спросил, не то сказал:
- Теперь ты будешь моим…
- С какой это радости?! После того, как ты меня изнасиловал?? – как Гокудера ни старался, он все равно немного покраснел на последнем слове.
- Но Хаято, изнасиловал – это когда не понравилось. А тебе ведь понравилось. Ты так стонал, что я даже удивился…
- Черта с два мне понравилось, ты, псих озабоченный!!
- Так значит, не понравилось?
Гокудера понимал, что ему стоило бы обратить больше внимания, на хитрый прищур, появившийся в карих глазах. Но, рассудив, что терять ему уже нечего, он продолжал испытывать судьбу.
- Конечно нет, придурок! Как, по-твоему, мне вообще могут понравиться подобные вещи?!
Улыбка Ямамото стала шире. Прищур – сильнее.
- Посмотрим.
- Что?!
Но договорить Гокудера не успел: его бесцеремонно перевернули на живот и уткнули лицом в подушку.
- Не понравилось с первого раза, понравиться со второго.
*****
Отдавая должное Гокудере, убедить его в том, что ему все-таки понравилось, получилось только с пятой попытки. Точнее, сначала он все равно отрицал, надеясь, что когда-нибудь у слишком пылкого любовника все-таки кончатся силы. Но силы все не кончались. Справедливо рассудив, что в шестой раз он просто не выдержит, парень умоляюще взмахнул руками и быстро заговорил:
- Ну ладно-ладно. Может быть немного и понравилось. Только, пожалуйста, перестань. Я больше не могу, правда. Я и так не знаю, как завтра в школу идти.
-И вообще – прибавил Гокудера уже совсем миролюбивым тоном( что ни говори, а после долго и качественного секса сил злиться не было даже у такого взрывного парня, как Хаято). – Я устал и хочу есть.
- Я тебе сегодня уже готовил. Вон к стене до сих пор фарш прилип. Так что иди сам.
- Но!
Гокудера широко распахнул глаза, испугавшись, что Такеши действительно исполнит свою угрозу.
- Ямамото, брось. Я ведь даже встать сейчас не смогу. И чья это, между прочим, вина?
Такеши лукаво улыбнулся, решая, чего ему больше хочется: угодить любимому человеку, или все-таки еще немного его помучить.
- А ты больше не будешь кидаться подносами?
- Не буду, приду… не буду, в общем.
То, что Гокудера осекся, не укрылось от внимания парня, который решил, все-таки, еще немножко поиздеваться. Совсем чуть-чуть.
- Ммм, знаешь, мне очень лень вставать с кровати, одеваться и идти готовить тебе поесть… Но я могу передумать, если ты меня поцелуешь.
-Что?!
- Впрочем, я не настаиваю…
Гокудера, злой и красный как рак, быстро наклонился и клюнул губами чужие губы. Он хотел тут же отстраниться, но ловкие руки уже обмотались вокруг его шеи, притягивая ближе. Ямамото углубил поцелуй и не отпускал Хаято минут пять, пока тот, окончательно запыхавшийся и злой, все же не вырвался.
- Ты… Да я… В общем…! Короче, если теперь мне не понравиться то, чем ты собираешься меня накормить, я взорву этот дом и тебя вместе с ним к чертям собачим!!
Бонус2. Через 3 дня
Тсуна отвел сияющего от счастья Хаято, которого обожаемый Десятый удостоил своего внимания, в темный уголок школьного коридора. Голосом, в котором слышалась искренняя признательность, он стал благодарить свою самопровозглашенную Правую Руку.
- Гокудера, я не знаю, как тебе удалось его уговорить, но спасибо огромное. Я так боялся, что он правда уедет…
- Что вы, Десятый, пара пустяков!
- Ну что ты, я ведь знаю, что тебе было не просто.
”Знает?! Но как? Откуда?! Нет, этого не может быть!” – лихорадочный поток мыслей был прерван встревоженным голосом Савады.
- Гокудера, вы ведь даже… подрались, да?
- Что!? Десятый, мы ни в коем случае не… Подождите. Подрались? Почему вы так решили?
- Ну, - Тсуна виновато улыбнулся, - ты ведь уже третий день прихрамываешь.
Гокудера, в миг покраснев до кончиков ушей, принялся лихорадочно оправдываться.
- Ах, да! Мы действительно подрались. Ничего страшного, Десятый! Всего лишь пропустил парочку ударов…
В это время к парням подошел Ямамото, уже некоторое время настороженно наблюдавший за происходящим. Ему, конечно, не нравилось, что Гокудера все так же вился вокруг Тсуны, но теперь у него, по крайней мере, была возможность отыгрываться после уроков, так что он старался держать себя в руках. С блаженной улыбкой на лице он произнес:
- Ну, Гокудера, про парочку – это ты зря. За последние три дня, я могу вспомнить как минимум десяток “ударов”, которые ты “пропустил”.
Бонус3. Через 3 недели
В течении трех недель, что отсутствовал Ямамото-старший, Гокудера жил в их доме. Сам он, конечно, все отрицал, объясняя это тем, что: “’это ты, придурок бейсбольный, вечно меня к себе тащишь ради своих извращенных наклонностей. А, так как я, Правая Рука Десятого, взвалил, по глупости, на себя ответственность за то, чтобы ты оставался в Вонголе, вот и приходится все время здесь околачиваться. А из-за того, что ты, скотина эдакая, совсем не умеешь сдерживаться, у меня просто не остается сил, чтобы потом возвращаться домой.”
Ямамото слушал и не возражал. В конце-концов, чтобы ни говорил Хаято, но дом Такеши неизменно наполнялся чужими вещами: сначала зубная щетка и полотенце, потом кое-какая одежда и прочие мелочи. Да и сам Гокудера, как бы ни ругался, теперь не отказывался от его ласк, а иногда, в очень уж приподнятом расположении духа – даже отвечал.
Но вот счастливые три недели подошли к концу, Ямамото Тсуеши возвращался домой, и Хаято был вынужден забрать все перенесенные пожитки обратно к себе и сам, первый раз за три недели оставался ночевать в одиночестве.
На следующий день в школе, очень злой Гокудера схватил озадаченного Ямамото за грудки, и перед всем классом стал на него кричать:
- Сегодня ты, ошибка природы, идешь ко мне учить математику. Я не могу допустить, чтобы из-за полного отсутствия у тебя мозгов страдала репутация Десятого!
- Но, Гокудера! Ведь тест по математике был позавчера. И у меня, кстати, за него 65 баллов. Я не понимаю…
Хаято посмотрел на него испепеляющим взглядом и процедил сквозь зубы:
- Что здесь тебе непонятно, придурок? Я сказал: сегодня ты идешь ко мне учить математику. И точка!
По мере того, как к Ямамото приходило понимание, на его лице расплывалась счастливая улыбка.
- Ааа, математику. Ну, так бы сразу и сказал!
- А я как сказал, кретин? И побрызгайся одеколоном, который я тебе дал, мне нравиться его запах.
*****
- Гокудера, а мы будем завтра математикой заниматься?
Такеши счастливо улыбался, прижимая к груди Хаято, который умудрялся выглядеть хмурым даже после секса.
- В твоем случае единичными занятиями не поможешь. Так что мне придется лично контролировать твой учебный процесс. Ради этого даже придется позволить тебе жить здесь.
КОНЕЦ
Автор: чУдОвИщЕ
Пейринг: Ямамото/Гокудера иже 8059
Рейтинг: nc17
Жанр: PWP
Дисклеймер: отказываюсь от прав на персонажей.
Предупреждение: яой, местами dark Ямамото, изнасилование, нецензурная лексика
Статус: закончен
Размер: миди
Размещение: с разрешения автора
Саммари: Ямамото решил уйти из Вонголы. Гокудера его останавливает
От автора: Извиняюсь, что задержала, но оно никак не хотело заканчиваться
.Зато в подарок 3 бонуса)глава1Глава1
- Прости, Тсуна, но я ухожу из Вонголы.
Гробовая тишина опустилась на крышу, где еще минуту назад гулял беззаботный смех и болтовня троих парней. Или только казалось, что троих? Эта тишина была настолько плотной и осязаемой, что даже пение вечно голосистых пернатых не проникало сквозь нее.
Будущий десятый босс Вонголы Савада Тсунаеши хотел что-то сказать, спросить, но все, что у него получалось – это рассеянно хлопать глазами, попеременно, то открывая, то закрывая рот. Первым пришел в себя Гокудера:
- Ты охренел, придурок бейсбольный?! Или тебе на тренировке последние мозги отбили?
Нежная улыбка, появившаяся на лице Такеши, создавала мучительный контраст с серьезным, холодным взглядом. Под этим свинцовым взглядом очередной поток ругательств, готовых уже сорваться с языка, застрял в горле опешившего Хаято. Не дожидаясь вопросов, Ямамото решил объяснить все сам:
- Было очень весело с вами, парни, думать, что все это игра. Но, только… это ведь не игра, да?
- До тебя только сейчас дошло, кретин?! – не выдержал Гокудера.
Ямамото перевел на него взгляд, и снова наградил своей самой теплой и ласковой улыбкой, от которой по коже мороз пробегал.
- Дошло – подтвердил он. – Мне правда жаль, но это мир, вся эта мафия… я так просто не могу. Я думаю, мы с отцом уедем в Америку, мне поступило предложение играть за местную бейсбольную команду.… В общем, спасибо вам за все, правда.
Больше не колеблясь, он поспешно встал, положил рядом с Тсуной свое кольцо дождя, поднял сумку и, не оборачиваясь, направился к выходу. Уже взявшись за дверную ручку парень, все же, обернулся:
- Гокудера… мне будет не хватать того, как ты все время на меня кричишь и называешь бейсбольным придурком. Я… -Лицо юноши ежесекундно изменяло выражение. Было видно, что ему очень хочется сказать что-то еще, но не хватает решимости. В конце-концов, он только посмотрел на друга долгим, выразительным взглядом, затем резко развернулся, и вот его уже и след простыл.
*****
Погруженный в свои мысли, Ямамото неторопливо брел по улице, куда – он и сам не знал. Неожиданно его правая нога коснулась чего-то мокрого, и по телу сразу расползлось неприятное ощущение сырости и холода. Задумавшись, он не заметил, как наступил в лужу. Да уж… Когда рябь на воде успокоилась, юноша увидел свое отражение и удивленно ахнул: какой-нибудь дальний знакомый, окажись он сейчас рядом, вряд ли узнал бы в этом хмуром, серьезном подростке вечно жизнерадостного и веселого Ямамото Такеши. Впрочем, нет худа без добра: не наступи он в лужу, то, задумавшись, мог бы и не заметить летящие в него динамитные шашки, от которых теперь легко, даже небрежно увернулся. Пустынную улицу разрезал крик, перекрывающий динамитные взрывы:
- Раньше я думал, что ты просто придурок, но теперь я понимаю, что ты законченный дегенерат! Я взорву, если надо, каждый гребанный самолет, летящий до гребанной Америки, а заодно выбью всю эту гребанную дурь из твоей гребанной башки.
Гокудеру буквально трясло от злости. Изначально, он пошел за бейсбольным придурком, чтобы не дать тому окончательно уйти из Вонголы, но теперь уже не был уверен, что просто не убьет этого, не обремененного ненужным интеллектом спортсмена прямо здесь на месте.
- Хаха, знаешь, будет довольно проблематично, если ты станешь взрывать самолеты. – Привычный беззаботный смех Такеши настолько не вязался с серьезностью ситуации, с серьезностью его больших, карих глаз, что Гокудера окончательно вышел из себя. В мгновение ока преодолевая разделяющее их расстояние, он со всей силы ударил хранителя дождя по лицу. Впрочем, как раз из-за того, что в удар было вложено слишком много силы, тот получился смазанным и лишь слегка задел Ямамото, сам же Хаято по инерции полетел вперед, повалив предмет своей злости на землю, а, заодно, и сам рухнул сверху.
Впрочем, и без того не слишком сдержанный юноша находился сейчас в той крайней степени раздраженности, когда на подобные мелочи просто не обращаешь внимания.
- Трус! – выплюнул Гокудера, наклоняясь вплотную к лицу оппонента. – Тебе лишь бы в игры играть, а когда запахло жаренным, что, сразу голову в песок? Признайся, ты просто испугался!
Во все время этой гневной тирады Такеши лежал, не шелохнувшись. Затем, дождавшись, пока хранитель урагана закончит, ответил медленно и очень серьезно:
- Ты прав, я испугался.
От такого признания Хаято поперхнулся собственным дыханием. На самом деле, он считал надоедливого бейсболиста кем угодно, но только не трусом, так что сейчас просто не находил нужных слов, чтобы выразить то, что творилось у него в голове. Не давая, однако, взрывному парню времени опомниться, Ямамото продолжал:
- Я испугался себя. Точнее того, чем я могу стать. Знаешь, там, в будущем, я действительно понял, что могу убить человека. Нет, даже не так… Мне хотелось этого. Хотелось, понимаешь?! Когда я держу в руках меч, когда я сражаюсь с противником, мне кажется, что это уже совсем другой я. У этого меня нет жалости, он делает то, что хочет… - парень на секунду запнулся, после чего прибавил немного охрипшим голосом: - и получает то, что хочет.
Гокудере показалось, что при этих словах чужие руки, до сих пор державшие его чуть повыше колен, едва заметно сжались. Ямамото, тем временем, продолжал:
- И этого себя я боюсь. Я не знаю, смогу ли все время контролировать это. И я определенно не знаю, если я убью человека, как мне с этим жить.
- Придурок – Гокудера, вопреки ожиданиям, говорил серьезно и без надменности, с которой он обычно разговаривал с Ямамото, - ты думаешь, ты один такой? Или ты думаешь, что Десятому просто со всем этим справляться? И не только ему, нам всем. Но мы все стараемся изо всех сил, а когда становиться слишком трудно – помогаем друг другу. Даже этот ублюдок Хибари, и трахнутый на голову Мукуро. И только наша звезда бейсбола, наш лучезарный и солнечный Ямамото Такеши, который, блядь, будет вам улыбаться, даже если вы засунете его катану ему же в задницу, только он, значит, не может этого пережить, да? Я тебе еще раз говорю, прекрати нести эту чушь, иди извинись перед Десятым за то, что ты такой дебил и возвращайся в Вонголу.
- Гокудера, знаешь, я точно не буду улыбаться, если кто-то засунет Шигурэ Кинтоки мне в задницу.
“Это мне сейчас показалось, что взгляд у него нехороший? И что это за искорки дьявольские, разве раньше у него во взгляде плясали такие черти?” – мысли лихорадочно сменяли друг друга в голове Хаято. Во всем облике, в каждой черточке лежавшего сейчас перед ним Ямамото было что-то невыносимо неправильное, непривычное. Его лицо выражало одновременно и сосредоточенную отрешенность, которая появлялась обычно во время битвы, но было и еще кое-что… Что-то зловещее и азартное, похожее на глубоко затаенную насмешку, в общем, что-то, чего Гокудера, да и никто другой, раньше не замечали. И, ровно сколько от самого взгляда, и столько же от того, как непривычен был подобный взгляд для этого мягкого, доброго человека по спине волной пробегали мурашки, а язык присыхал к небу. Невольно вспоминались старые слова Реборна о том, что Ямамото является прирожденным киллером. Впрочем, сейчас это не казалось таким уж бредом.
- И вообще, Гокудера, разве не ты больше всех хотел, чтобы меня не было в Вонголе? Ты всегда ведешь себя так, будто тебя раздражает сам факт моего существования. Каждый раз, когда я пытаюсь делать какие-то шаги тебе навстречу, даже когда просто пытаюсь с тобой заговорить, ты всегда выходишь из себя. Конечно, я знаю, что на самом деле ты не ненавидишь меня, но знаешь… в конце-концов, этого уже просто недостаточно. Я могу понять Тсуну, но зачем тебе, из всех людей, зачем тебе нужно, чтобы я остался? Впрочем, я, так или иначе, уже все решил. Ты этого не поймешь, но тебе же будет лучше, если я уйду сейчас, пока еще не поздно…
“Не поздно что..?! Что несет этот имбицил?” – ситуация определенно выходила из-под контроля. Гокудера пытался и не мог понять, о чем думает этот человек, и это начинало на самом деле пугать. Неожиданно поза, в которой они находились, и на которую раньше он просто не обращал внимания начала резко раздражать и казаться двусмысленной. Попытка встать, однако, была жестко пресечена, когда сильные руки лежащего под ним парня мертвой хваткой вцепились в бедра. Глаза, казавшиеся теперь черными, смотрели пристально, требуя ответа.
- Что за чушь ты несешь? Ты хранитель дождя Вонголы, кто еще, кроме тебя, сможет с этим справиться? К тому же, хотя ты такой придурок, что даже сам уже это понимаешь, Десятый сильно расстроится, если тебя не будет. А мой долг, как правой руки…
- Это все? – голос Ямамото звенел такой сталью, что Гокудера даже не смог разозлиться за то, что его перебили. – Если это все, то нам не о чем больше разговаривать.
- Ч-что ты имеешь ввиду?
- Если единственная причина, по которой ты пытаешься меня остановить – это твой дурацкий мнимый долг правой руки твоего ненаглядного Десятого, то можешь не стараться. Это только выводит меня из себя. Более того, если ты не прекратишь нести всю эту чушь, про правую руку и прочее, я не уверен насчет того, что собираюсь сделать.
Если до этого Гокудеру удивляло то, как вел себя Такеши, то теперь он просто впал в ступор. Слышать такие слова.. даже нет, не слова – голос. Слышать этот ровный и, одновременно, кипящий от злобы голос было невыносимо и страшно. В обычной ситуации парень, недолго думая, запустил бы в зарвавшегося придурка парой динамитных шашек, но только не теперь. Хаято был шокирован настолько, что, вместо того, чтобы отвечать логично, стал говорить так, как думал на самом деле. А этого взрывной юноша не позволял себе ни с кем, кроме Десятого.
- Не все. Я на самом деле не понимаю, что происходит в твоей бейсбольной башке… Что значат все эти фразы? Что, ты хочешь, чтобы я сказал, что мне не наплевать на тебя? Что я тоже хочу, чтобы ты остался? – Гокудера говорил так тихо, что казалось, будто он разговаривает с самим собой. Такеши, однако, слушал очень внимательно, не пропуская ни одного слова.
- Хочешь знать, что я на самом деле думаю сейчас? Мне хочется взорвать и тебя, и себя, в придачу. Все это просто нелепо. Ладно, слушай очень внимательно, потому что я никогда больше не собираюсь повторять того, что скажу. Да. Мне Не Наплевать На Тебя. Я Хочу, Чтобы Ты Остался. – И, выдохнув с облегчением, прибавил уже привычным тоном: - И, если после того, как заставил меня говорить всю эту чушь, ты все равно соберешься уйти из Вонголы, я нашинкую тебя динамитом так, что дым из ушей пойдет, качок ты безмозглый.
Если Гокудера думал, что после этих слов Ямамото рассмеется своим привычным дурацким смехом и все станет как раньше, то он сильно ошибался. Ямамото действительно улыбнулся, но это была улыбка дьявола, покупающего у вас душу. Молниеносное движение, и теперь уже Хаято лежит, распростершись на земле, а сверху над ним нависает Такеши. Благо, переулок, в котором происходила вся сцена, был пуст и не оставлял ненужных свидетелей. Их лица были настолько близко, что горячее, прерывистое дыхание сидящего сверху, в буквальном смысле жгло лицо распластанного по земле Гокудеры. Сердце пропустило удар.
- Насколько сильно ты хочешь, чтобы я остался?
- Ч-что? Что ты несешь? Слезь с меня… - Хаято ненавидел себя за это, но двусмысленность их позы заставила, казалось, всю кровь из организма прихлынуть к лицу так, что, наверное, даже уши покраснели. Настолько близкие контакты с людьми не входили в число привычек склонного к социопатии подростка. А дальше его ждало что-то уже совсем неправдоподобное.
- Я спрашиваю, насколько сильно ты хочешь, чтобы я остался? Потому что у меня есть одно условие, и, если ты с ним не согласен, я не останусь ни при каких обстоятельствах.
- Что за условие? – На самом деле, Гокудере совсем не хотелось знать, что же там взбрело в черепушку этого идиота, но не спросить он не мог.
- Ты будешь моим.
Прошло, наверное, около минуты, прежде чем оторопевший парень смог понять то, что только что услышал. Еще минуту он анализировал услышанное, собираясь с мыслями. Когда же пришло, все-таки, мучительное осознание того, чего от него на самом деле хотят, зрачки в зеленых глазах расширились от ужаса. Потухшим голосом он переспросил, надеясь, что, все же, ослышался. Не слишком, впрочем, надеясь.
- Что?
- Ты будешь моим. – последовал совершенно спокойный ответ. – Я люблю тебя, Гокудера. Я всегда хотел сказать тебе это, но ты отшивал меня еще раньше, чем я мог бы даже попытаться. Я не знаю, как это произошло, знаю только, что все время смотрел на тебя, а потом понял, что больше просто не могу отвести взгляд. Но ты никогда этого не замечал. Ты все время вился вокруг Тсуны, как будто других людей просто не существует. А я ненавидел и тебя, и его за это. И еще больше ненавидел себя, когда думал о том, ЧТО хочу с тобой сделать. Но теперь я могу сказать. Потому что уже больше не важно. Я знаю, что ты никогда не согласишься, и я смогу уехать, потому что так больше продолжаться не может.
Он ненадолго замолчал. Глаза, в которых снова чувствовалась привычная мягкость, смотрели с такой неподдельно болью, что Гокудера почувствовал, как его собственное горло туго сжалось. Снова собравшись с мыслями, Ямамото продолжил, натягивая на лицо вымученную улыбку:
- Знаешь, Хаято… я не уверен, но возможно, именно из-за тебя я на самом деле так хочу уйти. Я просто больше не могу находиться рядом, потому что знаю: рано или поздно, я больше не смогу себя контролировать, и тогда…
- И что тогда?
Он действительно ненавидел себя за этот вопрос. Совсем, ну ни капельки не хотелось ему его задавать, вообще ничего не хотелось спрашивать, но слова сами сорвались с губ. И снова взгляд Ямамото сделался твердым, а на дне черных глаз заплясало адское пламя. Он заговорил голосом, который просто не мог принадлежать Ямамото Такеши – настолько он был елейным и сахарным:
- Тогда я растяну тебя на любой подходящей, или не подходящей поверхности и оттрахаю так, что ты неделю ходить не сможешь.
Несколько секунд Такеши наслаждался выражением лица Хаято, которое по другому, как “охеревшим” назвать было нельзя. После чего он наградил парня еще одной елейной улыбочкой, наклонился к самому его уху и прошептал, как будто невзначай проводя языком по чувствительному хрящику:
- Впрочем, если ты согласишься, я могу быть и нежным. Очень нежным. Так что, согласишься?
Гокудера ничего не отвечал. Он просто смотрел куда-то вдаль, с непередаваемым выражением, застывшим в глазах. Черти снова покинули Ямамото. Он позволил себе последний раз долго, невыносимо нежно посмотреть на хранителя урагана. Затем на губах у него заиграла грустная, но очень добрая улыбка. Больше не колеблясь, он быстро наклонился и легонько, совсем целомудренно прикоснулся своими губами к чужим, задержался на несколько секунд, будто пытаясь навсегда запомнить это прикосновение, а потом так же быстро отстранился.
- Я всегда буду тебя помнить. Ты прости… за все это. Хаха, знаешь, я правда очень сильно тебя люблю.
Сбрасывая с себя наваждение, Ямамото поспешно встал, сделал несколько шагов вперед, затем резко развернулся и сказал:
- Ты тоже… вспоминай меня, хотя бы иногда, ладно? И извинись за меня перед Тсуной. Я не хотел, чтобы так вышло.
После этого он очень резко развернулся и почти что побежал вперед. Впрочем, не настолько быстро, чтобы Гокудера не успел заметить, что в янтарных глазах застыли слезы.
глава2Глава2
Ямамото сидел у себя в комнате и уже минут пять рассеянным взглядом смотрел на собранную сумку.
“Интересно, а как отец отнесется к предложению переехать в Америку?”
Ямамото-старший вот уже несколько дней находился в Токио, где, зная его репутацию непревзойденного кулинара, его попросили поработать в одном элитном ресторане для высокопоставленных персон. Сначала Тсуеши не хотел оставлять родной Нанимори, но сын настоял на том, что неплохо иногда и развеяться.
Командировка должна была длиться еще около трех недель, и Такеши решил ничего не рассказывать отцу до тех пор, пока тот не вернется. На самом деле Ямамото собирался рассказать о своих планах по телефону, уже находясь за границей. Оставаться в Японии сколько-нибудь дольше после того, как объяснился с Тсуной и, уж тем более, после всего, что наговорил Гокудере, не было никаких сил. К тому же, Ямамото-старший наверняка попытался бы убедить сына передумать и, что еще хуже, стал бы выяснять причины такого спонтанного решения.
Неожиданно раздалось тихое шипение, в комнате слабо потянуло дымом, а через несколько секунд раздался оглушительный взрыв. Благодаря отточенным рефлексам парень вовремя увернулся, но на месте сумки теперь одиноко возвышалась кучка пепла. В дверном проеме, оперевшись о косяк, стоял Гокудера.
- Знаешь, там были мои любимые вещи.
- Какое-нибудь очередное бейсбольное барахло.
Хаято пытался говорить ровно, но язык предательски заплетался. К запаху гари, витавшему в комнате, примешивался тонкий, но отчетливый аромат алкоголя.
- Ты пьян. – Спокойно констатировал Ямамото.
- Что ты несешь? Я правая рука Десятого, я не… - под ледяным взглядом Гокудера запнулся на середине предложения.
На самом деле, он действительно был пьян. После их разговора, когда недвусмысленно было дано понять, чего от него хотят, Хаято много думал. И пил. И чем больше думал, тем больше пил. В конце-концов он решился. Правда, на что именно решился он забыл, как только переступил порог своего дома. Дальше в памяти шел небольшой пробел, и вот он уже стоит, пошатываясь, перед комнатой Ямамото, чью сумку только что бесцеремонно превратил в горстку праха.
Кривая ухмылка расползлась по губам стоящего, когда он посмотрел в спокойные карие глаза. Выражение этих глаз можно было бы назвать даже ласковым, вот только появившаяся в них матовость, из-за которой, казалось, ни один луч света не отражался на поверхности, делала радужки почти черными, так что не оставалось никаких сомнений насчет намерений их хозяина.
Хаято еще раз криво усмехнулся: чтож, похоже, думать ему больше не придется, за него уже все решили, как только он предстал перед взглядом этих обманчиво-спокойных глаз. Было противно думать о том, что произойдет дальше, еще противнее оттого, что он сам добровольно на это пошел. Однако, помимо прочего, под действием алкоголя, путавшего мысли и притупляющего ощущения, ситуация казалась Гокудере ужасно комичной и он никак не мог прекратить улыбаться.
- Что тебя так развеселило? Или ты пришел посмеяться надо мной?
- Скорее над собой. – Хаято пробормотал это так тихо, что невозможно было разобрать слов.
- Что? Я не слышу. Так зачем ты пришел? – Такеши все еще не делал никаких движений, но, чем дольше они разговаривали, тем спокойнее и тише становился его голос. От этого голоса кровь в жилах стыла.
- Зачем я пришел, ты спрашиваешь?!
Это ледяное спокойствие человека, который совсем недавно засовывал свой язык в чужое ухо и нашептывал в него такие вещи, от которых любой бы покраснел, как школьница, окончательно вывело Гокудеру из себя. Парень подался вперед, намереваясь, по-видимому, кулаками высказать все, что думает, но запнулся и упал бы, не схватись он вовремя за стену. Больше не предпринимая попыток заставить тело нормально слушаться, юноша продолжал:
– Ты, блядь, еще спрашиваешь, зачем я пришел?! Что, хочешь, чтобы я это сказал, да? Тебе мало уже того, что я здесь, со всем вытекающим, ты хочешь меня сначала еще и унизить?
Молча дождавшись окончания гневной речи Такеши, наконец, встал и медленно, с видом человека, не заинтересованного в происходящем, направился к говорившему. Подойдя вплотную, он взял Хаято за подбородок и поднял его лицо вверх, пристально заглядывая в мутные от алкоголя глаза:
- Может быть немного.
Кулаки Гокудеры болезненно сжались. Сквозь плотно сомкнутые зубы он прошипел, буквально выплевывая слово в лицо собеседнику:
- Ублюдок.
Нельзя было понять, как отреагировал на это оскорбление Такеши, но уголки его глаз слегка, совсем незаметно сощурились. Все еще спокойным голосом, в котором слышалась только капля елейности, он сказал:
- Я все еще жду ответа.
Гокудера почувствовал, что задыхается от ярости. Он хотел уже плюнуть на все и уйти, и пускай этот козел улетает, куда ему вздумается, но знал, что Такеши так просто его теперь не отпустит. Еще какое-то время Хаято жег рядом стоящего испепеляющим взглядом. Потом, примерившись с судьбой, он успокоился, глубоко вдохнул, выдохнул, и заговорил:
- Я согласен – начало получилось совсем тихим и неразборчивым. Собравшись с силами, парень продолжал уже громче: - Я согласен с твоим гребанным условием.
- На что именно ты согласен?
- Издеваешься? – Хаято хотел, чтобы фраза прозвучала гневно, но получилось скорее жалостно.
- Я слишком долго терпел. Так что теперь тебе тоже придется немного потерпеть. Ты ввалился ко мне пьяный, взорвал мою сумку. Прежде, чем что-либо сделать, я хочу услышать от тебя, что все происходящее – твоя добрая воля, что ты пришел, потому что сам так решил, а, значит, сам так захотел. А теперь скажи мне, Хаято, на что именно ты согласен?
В комнате на минуту повисла гробовая тишина, после чего злой, низкий голос, скорее напоминавший шипение, чем человеческую речь, произнес:
- Я. Согласен. Чтобы. Ты. Меня. Трахнул. Удблюдок. Ты. Эдакий.
Из-за потупленного взгляда, Гокудера не мог видеть мимолетной, но от этого не менее торжествующей улыбки Такеши. Смущение, в купе с опьянением достигли апогея, и Хаято приготовился уже отключить рассудок и безвольно подчиниться всему, что с ним будут делать. У Ямамото, однако, были свои планы на этот счет. Отойдя от нетвердо стоящего на ногах Хаято на несколько шагов, он окинул парня оценивающим взглядом и все тем же ровным голосом, который Гокудера ненавидел уже до глубины души, произнес:
- Тогда раздевайся.
Гокудера неверяще посмотрел на говорившего. От удивления и обиды перехватило дыхание. Конечно, парень знал, на что соглашался, но он не думал, что все будет так….Меньше всего он ожидал от доброго, мягкого Ямамото такого отношения. В поведении Такеши читалось такое пренебрежение, что казалось, будто ему безразлично все происходящее. В памяти, как назло всплыла фраза: “Я люблю тебя, Гокудера”.
“Любишь, значит, да? Как кошка мышку, ублюдок хренов”. Обида и унижение были настолько сильными, что на глазах, помимо воли, выступили слезы. Однако отступать было уже некуда и юноша, негнущимися руками принялся стягивать с себя одежду. Делал он это долго, все время заплетаясь и путаясь в складках, и пристальный, голодный взгляд стоящего напротив, только сильнее тормозил процесс. Наконец, с одеждой было покончено. Хаято, весь съежившись и покраснев от смущения, стоял полностью обнаженный, рядом с сиротливо возвышавшейся на полу кучкой одежды. Видя, каким взглядом на него смотрят, парень чувствовал себя не просто голым, но ему казалось, будто саму плоть с него сняли, оставив одну неприкрытую ничем душу. Наверное, если бы у него была сейчас возможность вернуться назад во времени и никогда не приходить в этот дом, скорее всего он бы так и поступил. Но такой возможности, увы, не было.
Тем временем Ямамото, дождавшись, пока парень окончательно разденется и, насладившись немного этим зрелищем, неторопливо подошел и легонько провел рукой по обнаженной груди и животу. От этого прикосновения Хаято ощутимо вздрогнул, на что Такеши ответил только немного грустной улыбкой. Проделав это действие, как ритуал, юноша снова отдалился, и сам начал медленно раздеваться. В том, как уверенно, совершенно спокойно этот красивый человек снимал с себя свою незатейливую одежду, могло бы быть что-то даже величественное, если бы не общая низость ситуации.
Гокудера, как завороженный наблюдал за перекатывающимися мускулами сильных рук, подтянутого живота, наблюдал, как сантиметр за сантиметром, словно в замедленной съемке, обнажается оливковая кожа, от которой исходил, почти физически ощутимый запах солнца и, одновременно, дождя. Все в том же состоянии, близком к трансу, он рассматривал аккуратную черную поросль, не прикрытую больше никакой тканью и возбужденный, внушительных размеров член, в своей твердости и ровности линий казавшийся настолько естественным продолжением тела, что просто не мог выглядеть пошло или непристойно. Казалось удивительным, что при таком возбуждении тела можно сохранять такое хладнокровие на лице.
Из прострации Хаято вывело ощущение горячей ладони на руке и мягкое, но настойчивое: “пойдем”. Чувство реальности мучительно накрыло волной, возвращая с торицей предыдущее смущение и отвращение к самому себе. Не спрашивая, куда его ведут, Гокудера, совершенно голый пошел за таким же голым Такеши, потупя взгляд в пол и мечтая провалиться сквозь землю.
Хаято поднял глаза, только когда увидел под ногами белую кафельную плитку, неприятно холодившую ступни. Оглядевшись, он окончательно убедился, что они были в душе. Смешиваясь с удивлением, снова накатило раздражение.
- Что, просто на кровати тебя не устраивает?
Такеши неожиданно мягко рассмеялся, целомудренно поцеловал опешившего Хаято в макушку и полным напором включил холодную воду.
- Ай, блядь! Холодно же! Ты что творишь, извращенец недоделанный?!
Чем громче кричал Гокудера, тем веселее становился смех Ямамото.
- Ну-ну, нам обоим сейчас не помешает холодный душ.
Далее, не обращая уже внимания на гневные вопли, Такеши прижался грудью к чужой спине, от чего, даже под ледяными струями воды, по телу разливалось приятное тепло. Он выдавил немного шампуня себе на руки и принялся аккуратно, но с силой массировать покрытую серебристыми волосами голову. Закончив, он проделал то же самое, но уже гораздо более небрежно со своей головой.
Подождав, пока вода смоет шампунь с их волос, Ямамото плеснул на руки гель для душа. Твердыми, уверенными движениями он стал растирать торс окончательно заледеневшего Хаято, который только что зубами не стучал. Сам же Такеши, поглощенный своим занятием, едва ли ощущал холод.
Гокудера, от холода позабывший и стыд и неловкость, с удивлением обнаружил, что, когда его тела касаются чужие руки, он не чувствует ничего, кроме исходящего от этих рук тепла. Стоит отметить, что, стоя под ледяным потоком воды, ради этого тепла парень готов был терпеть даже чужие прикосновения.
“Все, совсем довел, извращенец” – рассеяно подумал Хаято и тут же вздрогнул всем телом, когда чужая ладонь спустилась ниже, совершенно бесстыдно растирая и массируя его член. Как нарочно, хозяин ладони не спешил возвращать ее на прежнее место, а, напротив, стал игриво перебирать пальцами яички, скользить по промежности. В это время уже другая рука принялась ласкать внутреннюю поверхность бедер. Гокудера сначала попытался вырываться, но потом вспомнил, что, собственно, именно за этим он сюда и пришел и смирился, пытаясь снова сосредоточиться на приятном ощущении тепла.
“И охота ему этим заниматься под ледяным душем? Совсем больной”.
Когда Гокудера перестал рассуждать о том, что же сейчас происходит и стал прислушиваться к своим ощущениям, он в какой-то момент с ужасом осознал, что его орган, до этого стыдливо съежившийся, вздрогнул, и немного окреп. Впрочем, это не была эрекция: парень продрог и был слишком пьян, но сам факт того, что его тело реагирует на чужие ласки, поверг Хаято в шок.
К счастью, или же наоборот, подробно остановиться на этих мыслях не удалось, так как чужие руки перестали совершать непотребства, и вновь вполне целомудренно заскользили по другим частям тела.
Когда вода все-таки прекратила течь, и уже немного посиневшего Хаято завернули в огромное, мягкое полотенце, от блаженного ощущения тепла стало так хорошо и так невыносимо захотелось спать, что было уже, казалось, абсолютно все равно, что с ним будут делать. С трудом удерживаясь от того, чтобы окончательно не закрыть полу-сомкнутые глаза, он без возражений позволил Такеши прижать его к себе. От ощущения теплой и уютной груди под щекой захотелось уснуть прямо так, стоя, но рука, обхватившая его за плечи, настойчиво подталкивала идти вперед.
Когда они все-таки добрались до кровати, Хаято был бережно уложен и накрыт одеялом. Несмотря на то, что холодный душ несколько отрезвил Гокудеру, от принятия лежачего положения перед глазами немедленно все поплыло. Пришлось перевернуться на бок, но дурнота не проходила. Когда парень, несмотря на мучительное желание спать, стал подумывать о том, чтобы встать, вокруг его талии обернулась, проскользнув под одеяло, рука Ямамото. Это прикосновение вызвало целую бурю различных эмоций, большинство из которых никак нельзя было назвать положительными. Но, так или иначе, теперь юноша мог отрешиться от дурноты, полностью сосредоточившись на ощущениях тепла и чужого тела.
Сознание уже начало покидать его, когда он почувствовал горячий, влажный поцелуй на своей шее. Пробормотав что-то вроде: “бейсбольный придурок”, Гокудера с чистой совестью погрузился в объятья Морфея.
- Все, что захочешь, пока ты мой. – Разнесся по комнате тихий шепот, после чего надолго воцарилась тишина, нарушаемая только ровным дыханием и негромким сопением двух парней.
.
глава3Глава3
Ощущения вернулись раньше, чем память и способность думать. Хаято чувствовал, что он лежит и ему очень тепло и мягко. Далее ощущения стали приобретать более отчетливую форму: так, например, тепло было особенно сильно в районе спины, переходя, через талию, на живот. К теплу примешивалось некоторое чувство тяжести, скорее приятное, чем наоборот. Следующим, что смог различить юноша, стал какой-то мягкий, немножко скользкий предмет, прижатый к его левой ягодице. Ассоциативно-образный ряд был нарушен, картинка в мозгу никак не хотела обрисовываться. Чтобы получить более четкое представление о непонятном предмете, Гокудера стал тереться о него той частью тела, которая первой почувствовала на себе контакт с инородным объектом. По мере того, как парень терся, предмет становился все тверже и определенно увеличивался в размерах пока, в конце-концов, над его ухом раздался хриплый от возбуждения шепот:
- Ты… давай полегче с этим. Я ведь не железный.
Вместе с этим шепотом разом вернулись все воспоминания вчерашнего вечера, а заодно, наконец, и осознание того, обо что именно он сейчас так самозабвенно терся тем самым местом. Гокудера как ошпаренный подскочил на кровати. Голову пронзила невыносимая боль, возвещая о запоздалом похмелье. Парень вцепился руками в волосы и застонал.
- Хахаха, на твоем месте, я бы не делал таких резких движений. Болит, наверное? – прибавил Ямамото, мягко опуская руку на серебристую макушку.
Хаято тут же сбросил чужую ладонь и поднял глаза. Только сейчас он в полной мере осознал, что лежащий рядом с ним парень был абсолютно голым. В принципе, насчет собственного внешнего вида он тоже не заблуждался, но все же пробежался взглядом по своему телу, только для того, чтобы окончательно удостовериться – одежды на нем не было. Посмотрев еще более хмурым взглядом, чем обычно, Гокудера спросил:
- Ямамото… вчера… Я не очень помню, что было, когда мы вернулись в комнату…
На губах Такеши заиграла такая лукавая улыбка, что, не видя ее, никто из знакомых никогда бы не поверил, что Ямамото в принципе способен так улыбаться.
- Гокудера, – парень выдержал театральную паузу, после чего продолжил: - неужели ты думаешь, что, будь у нас что-то ночью, ты этого бы сейчас не почувствовал?
Хаято нервно сглотнул появившийся в горле комок. Такеши, тем временем, снова принял беззаботное выражение. Наклонившись к тумбочке, он налил в стакан заранее приготовленной минералки и кинул туда две таблетки аспирина, после чего с участием посмотрел на полопавшиеся в зеленых глазах сосуды и протянул стакан Гокудере.
- Вот. Я подумал, тебе захочется пить, да и голова будет болеть.
Гокудера молча принял стакан, в мгновенье осушав его до дна, после чего так же молча перегнулся через кровать, взял с прикроватной тумбочки минералку и начал жадно пить из горла. Отпив примерно половину, парень поставил бутылку.
На какое-то время в комнате воцарилась тишина. Хаято не хотелось ничего говорить, и Ямамото не стал торопить его, давая время собраться с мыслями. Наконец, Гокудера не выдержал. Не предвещавшим ничего хорошего взглядом впившись в лицо Такеши, он произнес холодно:
- И что теперь?
- Дай подумать….Теперь, наверное, я приготовлю тебе завтрак, а ты пока пойдешь умоешься и приведешь себя в порядок. Сам-то я еще час назад встал.
- И что ты делал все это время?
- Любовался тобой, пока ты спишь. – Не задумываясь ответил Такеши и снова рассмеялся.
- Надо же, смеешься. А вот вчера тебе что-то не до смеха было.
Раздражение постепенно возвращалось к Хаято вместе с воспоминаниями об унижении, которое пришлось пережить. В голове отчетливо всплывали образы спокойного, даже надменного Ямамото, который, казалось, сознательно делал все, чтобы Гокудере, и без того смущенному, было как можно хуже.
Такеши перестал улыбаться. Он заговорил серьезно, но без стыда и не оправдываясь:
- Ты злишься. Я понимаю. Но так было нужно. Почему – не важно. Все, остальное – после завтрака. – Конец фразы был сказан уже снова вполне дружелюбно.
- Я не голоден.
- Ничего не хочу слышать. – С этими словами парень быстро натянул валявшиеся на полу штаны и вышел из комнаты.
*****
Спустя минут двадцать Ямамото вернулся с подносом, на котором красовалась тарелка горячих блинчиков, нафаршированных различной снедью и кувшин апельсинового сока. Гокудера все еще лежал на кровати, но уже полностью одетый и было видно, что ванную он все-таки посещал. Поставив поднос на колени убийственно-мрачному Хаято, Такеши сам лег рядом.
- Я сказал, что не собираюсь есть.
- Да ладно тебе. Ну что ты как маленький? Знаешь, завтрак - самый важный прием пищи за день
То, как Ямамото пытался вести себя, будто ничего серьезного не происходит, окончательно вывело Гокудеру из себя.
- Зато ты, блядь, я смотрю слишком взрослый?!
С этими словами взбешенный юноша швырнул несчастный поднос о стену с такой силой, что тот сломался, несмотря на то, что был сделан из твердого пластика. К закоптелым следам гари на стене прибавились жирные пятна блинов, вперемешку с соком. Взгляд карих глаз сразу стал холодным настолько, что впору было заморозить ад. Лицо – застывшая маска, никаких эмоций.
- Знаешь, мог бы просто поставить. Я ведь старался, когда готовил.
- Охренеть, тебе теперь медаль выдать?
Ямамото молчал. Это становилось уже традицией: Гокудера кричал, ругался, а Ямамото молча слушал и ждал. И смотрел. И от того, как он смотрел, раздражение кричащего неизменно сменялось другим чувством. Чувством, предательски сильно напоминавшим страх. Замолчав, Хаято какое-то время колебался, не решаясь, что ему делать дальше. Наконец, не смотря Такеши в глаза, он спросил, наполовину сердито, наполовину холодно:
- Почему?
К счастью, сегодня Ямамото, по всей видимости, не собирался мучить его излишней дотошностью, предпочитая понимать все с первого раза. Намного легче от этого, впрочем, не становилось.
- Ты был мертвецки пьян. В таком состоянии ты ничего бы не почувствовал. Признаться, было довольно трудно сдерживаться, видя тебя таким податливым и доступным. Но такие вещи гораздо приятнее на трезвую голову.
- А ты не подумал своей бейсбольной башкой, что на трезвую голову я пошлю тебя к чертям собачьим?!
Хаято резким движением попытался встать. Ямамото, еще более резким движением отрезал ему путь, упираясь руками в кровать по бокам от Гокудеры и зажимая его ноги между своими.
- Подумал. – Совершенно серьезно ответил Такеши. – А еще я подумал, что не стану тебя спрашивать.
- Совсем охренел?! Отпусти меня! Я передумал. Можешь улетать хоть в Америку, хоть прямиком в ад, мне все равно.
Ямамото, казалось, в полной мере упивался происходящим. Когда он заговорил, его голос сочился таким медом, что скулы сводило:
- Знаешь, мой самолет уже улетел. – сказал юноша таким тоном, будто ответ на все вопросы заключался в этой фразе.
- Плевать. Я сказал отпусти. У тебя был шанс, пока я был не в адеквате и не соображал. Больше я так не сглуплю, так что слезь с меня!
- Хаято, - Ямамото улыбнулся улыбкой тигра, только что задравшего кролика, - неужели ты думал, что, когда я сказал “ты будешь моим”, я собирался разок поиметь тебя по пьяни? Я хочу тебя всего. Каждый день. Все время. Ты сам пришел и сам согласился. И теперь, хоть ты десять раз передумай, я не собираюсь ни отпускать тебя, ни сдерживаться. Я буду прикасаться к тебе, целовать и трахать столько, сколько захочу, где захочу и когда захочу. И я сделаю так, что ты тоже будешь получать от этого удовольствие. Может быть не сразу, но я найду все твои чувствительные точки, приучу твое тело к своим ласкам и заставлю тебя стонать и кричать в голос. И ты сам будешь просить меня сделать это с тобой, еще и еще, снова и снова. Так что извини, но твое мнение по этому поводу меня совершенно не волнует.
В подтверждении своих слов Ямамото настойчиво поцеловал совершенно выбитого из колеи юношу, с силой раздвигая языком чужие губы и проникая внутрь. Через несколько секунд, однако, ему пришлось резко отстраниться: из прокушенного языка по подбородку стекала кровь.
Лицо Гокудеры, все еще намертво прижатого к кровати, было перекошено гримасой бессильной ярости, в то время как Такеши оставался все так же непроницаем. Медленно оттерев кровь, он произнес одно-единственное слово:
- Зря.
Все происшедшее далее, казалось, заняло не больше мгновенья: движение, и Гокудера оказался перевернут на живот; еще одно – и колени Ямамото прижимают его плечи, благодаря чему руки сидящего сверху теперь свободны. Все попытки Хаято вырваться не обращали на себя не малейшего внимания. Ямамото быстро, с грацией кошки перегнулся через кровать, ни на мгновение при этом не выпуская своей жертвы, и достал что-то из тумбочки.
Оглянувшись через плечо, Гокудера в непередаваемом удивлении распахнул глаза: в одной руке Такеши держал пузырек с какой-то жидкостью, но этого-то, как раз, можно было ожидать. А вот в другой руке у парня поблескивало не что иное, как наручники.
“Какого? Откуда у парня вроде него такие штучки? Или к нему Хибари в гости заходил? Блядь, надо срочно что-то придумать, этот бейсбольный псих даже больше больной, чем я думал…”
Ямамото, проследив направление чужого взгляда, виновато улыбнулся.
- Одна девушка оставила. Знаешь, ей нравились довольно странные вещи... Ее звали… хаха, извини, забыл, кажется.
От такого признания Гокудера на время даже забыл о своем положении. Он никогда не слышал, чтобы у хранителя дождя была девушка, и принципиальный Ямамото явно не походил на парня, который станет заводить знакомства на одну ночь. Чтож, по-видимому, все же станет.
- Когда ты…?
- Пока ты вился вокруг Тсуны – отрезал холодный голос.
Не теряя больше времени, Такеши попытался зафиксировать чужие руки, чтобы надеть на них наручники. Чувствуя всю отчаянность своего положения, Гокудера предпринял еще одну яростную попытку к сопротивлению. Однако результат оставался таким же, как и раньше. В конце-концов он заговорил, и голос его звучал почти умоляюще.
- Ты этого не сделаешь. Ямамото, подумай, ведь это же безумие! Я прошу тебя, остановись. Ведь ты же не такой.
- Безумие, да… Ты прав – это действительно безумие. Но ты ошибаешься, думая, что я на такое не способен. Я предупреждал тебя. Я хотел избежать этого и у меня почти получилось… если бы ты не пришел… - он на секунду задумался и добавил, почти что с безумной улыбкой на лице: - Поздно, Гокудера. Теперь я действительно останусь в Вонголе.
В подтверждении его слов наручники издали громкий щелчок – так, казалось, должны были треснуть, надламываясь, последние остатки здравого смысла. Ямамото наклонился и очень нежно прикоснулся губами к белоснежному уху, поле чего прошептал, извиняясь:
- Прости, мне бы не хотелось… так, – парень, очевидно, имел в виду наручники. – Но, поверь, это ради тебя самого. Будет очень больно, если станешь слишком дергаться.
- А у тебя, я смотрю, много опыта в том, как сделать больно.
- Но как сделать приятно – еще больше.
Гокудера хотел ответить что-нибудь еще, все что угодно, лишь бы не думать над тем, что сейчас происходит, но в этот момент на глаза ему опустилось что-то черное, и мир погрузился во тьму.
- Ну-ну, - Такеши стал успокаивающе поглаживать вздрогнувшего парня по спине, от чего тот задрожал только сильнее. – Так тебе будет проще сосредоточиться на ощущениях. И еще - постарайся немного помолчать. Мне не хотелось бы использовать кляп.
На удивление Гокудера послушался. Во всяком случае, он больше ничего не говорил и даже не шевелился, если не считать нервной дрожи, пробегавшей каждый раз, когда к телу прикасались чужие руки, губы. Вряд ли, конечно, парень сознательно решил подчиниться – просто все душевные и физические силы уходили на то, чтобы сохранять остатки самообладания, ведь иначе он не представлял, как стал бы реагировать. Не хватало еще разреветься, как девчонка.
Сквозь непроглядную темноту Хаято почувствовал, как его бережно, но нетерпеливо перевернули на спину. Футболку, которую из-за наручников нельзя было снять, бессовестно разорвали по швам, и вот уже никакие преграды не спасали несчастного от жадных, требовательных прикосновений. Из-за невозможности видеть создавалось впечатление, что они одновременно покрывают каждый сантиметр его тела.
Казалось, целую вечность чужой язык оставлял влажные борозды на груди, шее, за ушами, неизменно сопровождаемый касаниями настойчивых губ: то мягкими, то сердитыми, и тогда за ними следовали уже зубы, сжимавшиеся не так сильно, чтобы пошла кровь, но вполне достаточно, чтобы из груди, помимо воли вырвался приглушенный вздох.
Такеши оказался прав, говоря, что с завязанными глазами ощущения усилятся. Сквозь возведенные барьеры сознания проникало дурманящее чувство наслаждения, стиравшее осознание того, что источником этого удовольствия является ни кто иной, как Ямамото, что сам Гокудера этого не хотел, и что его вообще не интересуют парни. Образы отступали, уступая все нарастающему жару, разливавшемуся по телу и особенно остро ощутимому внизу живота.
Хаято понял, что на нем больше не осталось одежды, только когда прикосновения прекратились, и по обнаженному телу пробежал легкий ветерок. Парень едва успел подавить стон разочарования. Несмотря на плотную ткань на глазах, он почему-то был уверен, что находившийся рядом с ним человек улыбается. Окончательно Гокудера в этом убедился, когда услышал над собой до неприличия довольный голос:
- Я же говорил, что тебе понравится.
Причину такого заявления Хаято осознал, только когда горячая ладонь с силой сжала его член, мгновенно вздрогнувший в ответ на прикосновение. И тут парень с ужасом понял, что у него стоит! Сквозь сжатые зубы оп прошипел “Ублюдок”, но тут же вынужден был замолчать, так как у него просто-напросто перехватило дыхание, когда рука Ямамото уверенно заскользила по стволу. Единственным, что еще ощущал Гокудера, помимо вполне примитивного физического удовольствия, было смущение. Такого стыда юноша еще никогда не испытывал: подумать только, он, Гокудера Хаято, Правая Рука Десятого лежит сейчас, раздвинув ноги, и стонет как дешевая шлюха, когда его ласкает этот озабоченный бейсбольный кретин. И, что самое удивительное, чем смущеннее он себя ощущал, тем сильнее возбуждался, и тем развратнее становились его стоны. Хотелось провалиться сквозь землю… Но потом… Потом, а сейчас…
Неожиданно стало безумно жарко, мокро и удивительно хорошо. Ладонь сменилась чем-то тугим и влажным, накрывшим возбужденную плоть со всех сторон и там, в глубине этого горячего купола двигалось что-то сколькое, быстрое, ловкое, сводящее с ума своими извивающимися перемещениями. Хаято выгнулся дугой и застонал так громко, что скользящие движения на его члене на секунду замерли, но тут же продолжились с новой силой.
Вдруг рука, покрытая чем-то холодным и липким, стала скользить по внутренней поверхности ягодиц. Целиком отдаваясь восхитительным ощущениям чужих губ и языка на своем члене, Хаято практически не обратил на это внимания, но затем ему пришлось резко сжаться и зашипеть сквозь зубы, когда сразу два пальца вошли в него и начали двигаться внутри. Однако оставаться напряженным, когда твое тело буквально выгибается от удовольствия, получалось плохо. Помимо воли парень расслабил мышцы, отрешаясь от неприятных ощущений и целиком сосредотачиваясь на приятных, даже после того, как в него вошел третий палец.
Когда Гокудера, извиваясь и хватая ртом воздух, готов был уже кончить, все движения резко оборвались, и на смену ощущениям влажного тепла пришло чувство прохлады и пустоты вокруг подрагивающего от возбуждения члена. Пальцы, однако, все еще оставались внутри. Парень не успел ни о чем подумать, прежде чем из самых недр его грудной клетки вырвался низкий полу-стон, полу-рык.
- Нет!
Губы, уже блуждавшие где-то в изгибах шеи, изогнулись в улыбке.
- Хочешь еще?
В ответ послышался сдавленный стон. Такеши, однако, не удовлетворился таким ответом.
- Хаято, если хочешь еще, попроси меня.
В подтверждении своих слов парень легонько пробежался пальцами по стволу, вызывая еще один стон.
- Пошел… ты…
Гокудера отвернул голову, крепко-накрепко сжал зубы, но приказал себе терпеть.
-Ну же, - голос обжигал ушную раковину. – Тебе ведь хочется кончить, правда?
Такеши снова пробежался ладонью по члену Гокудеры, заставляя того выгнуться навстречу.
- Я могу тебе помочь. Просто попроси.
- Су…ка…
Было трудно не то, что говорить, но даже дышать казалось невозможно. Однако Ямамото, очевидно, не собирался делать ничего, чтобы хоть как-то помочь изнывающему от желания юноше. В неравной борьбе между плотским и духовным, победила плоть. Возможно, будь у Гокудеры возможность видеть, он еще смог бы собрать в кулак остатки гордости. Но такой возможности он был лишен.
- Дай мне кончить.
- А волшебное слово?
- Сука… пожалуйста…Такешии…
Это подействовало: рука Ямамото снова принялась ласкать член Хаято, но гораздо медленнее, чем тому было нужно. Гокудера подался бедрами вперед, недвусмысленно намекая увеличить темп, но тут почувствовал, как пальцы, до сих пор бывшие в нем и о которых он почти успел забыть, были вытащены. Такеши закинул его ноги себе на плечи и притянул ближе.
Не давая юноше времени опомниться, Ямамото, сам давно уже страдавший от нестерпимого желания, резко, но как мог аккуратно ввел головку в мгновенно сжавшееся колечко мышц.
- Ах, ты ж, бля!!
За считанные секунды Гокудера вспомнил и кто он, и где находиться, а главное, он в полной мере вспомнил и осознал, что он лежит голый, с закованными в наручники руками и что его собирается отыметь парень, и не просто собирается, но уже начал! А он ничего с этим не может поделать и, более того, он сам только что стонал и умалял дать ему кончить. Захотелось провалиться сквозь землю. Захотелось убить Ямамото, со всей жестокостью. Все еще хотелось кончить. В это время чужой член внутри него толкнулся, продвигаясь вперед, от чего Хаято снова весь сжался. Было больно. Хуже того, было унизительно.
- Потерпи немного. Ты скоро привыкнешь.
- Иди ты…
Поток ругательств прервал новый толчок. Вместе с этим, рука Ямамото с новой силой принялась скользить по члену, напоминая о возбуждении и заставляя, все же, немного расслабиться.
Гокудера испытал слабое облегчение, когда Ямамото почти полностью вышел из него, оставляя внутри лишь головку, но тут же снова сжал зубы, почувствовав новый, сильный толчок, до упора вогнавший в него чужую плоть.
По мере того, как движения внутри становились все энергичнее, сливаясь в такт с движениями руки, ласкавшей член, Хаято почувствовал, что снова погружается с головой в удовольствие, уже практически не обращая внимания на боль и дискомфорт в задней части туловища. Конечно, без этих ритмичных, хлюпающих движений, без ощущения чужого тела внутри было бы несказанно, несравненно лучше, но, в конце-концов, от этого можно отчасти отрешиться, концентрируя внимание только на своем возбуждении и удовольствии.
Все это думал Гокудера до тех пор, пока вдруг перед глазами не возникла яркая вспышка света, заставившая все тело содрогнуться от удовольствия, отчего парень сразу почти кончил. Только через несколько секунд он смог осознать причину этих потрясающих ощущений, когда Ямамото с силой толкнулся в нем, снова задевая ту самую точку, чем вызвал новый прилив наслаждения.
Сквозь пелену возбуждения, юноша вдруг услышал тихий, на самой границе слуха шепот: “Мой. Только мой. Навсегда. Никому не отдам. Мой”. – Каждое слово сопровождалось поцелуем: в живот, в шею, в плечо. Гокудера, сам не зная чему, криво усмехнулся, и тут же забыл обо всем на свете, желая только поскорее получить долгожданную разрядку.
Хаято находился уже в том состоянии, когда хватило бы нескольких движений, но, чувствуя это, Такеши сбавил ритм, не давая ни кончить, ни пропасть возбуждению. Так повторялось несколько раз, пока Гокудера, совсем обессилевшый, не простонал надрывно:
- Может…уже прекратишь… издеваться? Ублюдок, дай...мне кончить…
Долго уговаривать не пришлось. Ямамото стал двигаться, отчаянно ускоряя темп и все сильнее сжимая руку на члене. Через несколько мгновений мышцы Хаято сжались, и по руке Такеши разлилась белая, вязкая жидкость. Сделав последнее сильное движение, Ямамото кончил сам и вышел, наблюдая, как его теплая сперма вытекает на подрагивающие бедра Гокудеры.
Бонус1. Через 30 минут.
После того, как Ямамото освободил затекшие руки Гокудеры от наручников и снял с глаз повязку, оба долго лежали молча, переводя дыхание и собираясь с мыслями. Первым тишину решил нарушить Такеши. Наклонившись и нежно поцеловав лежащего рядом юношу в плечо, чем вызвал недовольное сопение, он не то спросил, не то сказал:
- Теперь ты будешь моим…
- С какой это радости?! После того, как ты меня изнасиловал?? – как Гокудера ни старался, он все равно немного покраснел на последнем слове.
- Но Хаято, изнасиловал – это когда не понравилось. А тебе ведь понравилось. Ты так стонал, что я даже удивился…
- Черта с два мне понравилось, ты, псих озабоченный!!
- Так значит, не понравилось?
Гокудера понимал, что ему стоило бы обратить больше внимания, на хитрый прищур, появившийся в карих глазах. Но, рассудив, что терять ему уже нечего, он продолжал испытывать судьбу.
- Конечно нет, придурок! Как, по-твоему, мне вообще могут понравиться подобные вещи?!
Улыбка Ямамото стала шире. Прищур – сильнее.
- Посмотрим.
- Что?!
Но договорить Гокудера не успел: его бесцеремонно перевернули на живот и уткнули лицом в подушку.
- Не понравилось с первого раза, понравиться со второго.
*****
Отдавая должное Гокудере, убедить его в том, что ему все-таки понравилось, получилось только с пятой попытки. Точнее, сначала он все равно отрицал, надеясь, что когда-нибудь у слишком пылкого любовника все-таки кончатся силы. Но силы все не кончались. Справедливо рассудив, что в шестой раз он просто не выдержит, парень умоляюще взмахнул руками и быстро заговорил:
- Ну ладно-ладно. Может быть немного и понравилось. Только, пожалуйста, перестань. Я больше не могу, правда. Я и так не знаю, как завтра в школу идти.
-И вообще – прибавил Гокудера уже совсем миролюбивым тоном( что ни говори, а после долго и качественного секса сил злиться не было даже у такого взрывного парня, как Хаято). – Я устал и хочу есть.
- Я тебе сегодня уже готовил. Вон к стене до сих пор фарш прилип. Так что иди сам.
- Но!
Гокудера широко распахнул глаза, испугавшись, что Такеши действительно исполнит свою угрозу.
- Ямамото, брось. Я ведь даже встать сейчас не смогу. И чья это, между прочим, вина?
Такеши лукаво улыбнулся, решая, чего ему больше хочется: угодить любимому человеку, или все-таки еще немного его помучить.
- А ты больше не будешь кидаться подносами?
- Не буду, приду… не буду, в общем.
То, что Гокудера осекся, не укрылось от внимания парня, который решил, все-таки, еще немножко поиздеваться. Совсем чуть-чуть.
- Ммм, знаешь, мне очень лень вставать с кровати, одеваться и идти готовить тебе поесть… Но я могу передумать, если ты меня поцелуешь.
-Что?!
- Впрочем, я не настаиваю…
Гокудера, злой и красный как рак, быстро наклонился и клюнул губами чужие губы. Он хотел тут же отстраниться, но ловкие руки уже обмотались вокруг его шеи, притягивая ближе. Ямамото углубил поцелуй и не отпускал Хаято минут пять, пока тот, окончательно запыхавшийся и злой, все же не вырвался.
- Ты… Да я… В общем…! Короче, если теперь мне не понравиться то, чем ты собираешься меня накормить, я взорву этот дом и тебя вместе с ним к чертям собачим!!
Бонус2. Через 3 дня
Тсуна отвел сияющего от счастья Хаято, которого обожаемый Десятый удостоил своего внимания, в темный уголок школьного коридора. Голосом, в котором слышалась искренняя признательность, он стал благодарить свою самопровозглашенную Правую Руку.
- Гокудера, я не знаю, как тебе удалось его уговорить, но спасибо огромное. Я так боялся, что он правда уедет…
- Что вы, Десятый, пара пустяков!
- Ну что ты, я ведь знаю, что тебе было не просто.
”Знает?! Но как? Откуда?! Нет, этого не может быть!” – лихорадочный поток мыслей был прерван встревоженным голосом Савады.
- Гокудера, вы ведь даже… подрались, да?
- Что!? Десятый, мы ни в коем случае не… Подождите. Подрались? Почему вы так решили?
- Ну, - Тсуна виновато улыбнулся, - ты ведь уже третий день прихрамываешь.
Гокудера, в миг покраснев до кончиков ушей, принялся лихорадочно оправдываться.
- Ах, да! Мы действительно подрались. Ничего страшного, Десятый! Всего лишь пропустил парочку ударов…
В это время к парням подошел Ямамото, уже некоторое время настороженно наблюдавший за происходящим. Ему, конечно, не нравилось, что Гокудера все так же вился вокруг Тсуны, но теперь у него, по крайней мере, была возможность отыгрываться после уроков, так что он старался держать себя в руках. С блаженной улыбкой на лице он произнес:
- Ну, Гокудера, про парочку – это ты зря. За последние три дня, я могу вспомнить как минимум десяток “ударов”, которые ты “пропустил”.
Бонус3. Через 3 недели
В течении трех недель, что отсутствовал Ямамото-старший, Гокудера жил в их доме. Сам он, конечно, все отрицал, объясняя это тем, что: “’это ты, придурок бейсбольный, вечно меня к себе тащишь ради своих извращенных наклонностей. А, так как я, Правая Рука Десятого, взвалил, по глупости, на себя ответственность за то, чтобы ты оставался в Вонголе, вот и приходится все время здесь околачиваться. А из-за того, что ты, скотина эдакая, совсем не умеешь сдерживаться, у меня просто не остается сил, чтобы потом возвращаться домой.”
Ямамото слушал и не возражал. В конце-концов, чтобы ни говорил Хаято, но дом Такеши неизменно наполнялся чужими вещами: сначала зубная щетка и полотенце, потом кое-какая одежда и прочие мелочи. Да и сам Гокудера, как бы ни ругался, теперь не отказывался от его ласк, а иногда, в очень уж приподнятом расположении духа – даже отвечал.
Но вот счастливые три недели подошли к концу, Ямамото Тсуеши возвращался домой, и Хаято был вынужден забрать все перенесенные пожитки обратно к себе и сам, первый раз за три недели оставался ночевать в одиночестве.
На следующий день в школе, очень злой Гокудера схватил озадаченного Ямамото за грудки, и перед всем классом стал на него кричать:
- Сегодня ты, ошибка природы, идешь ко мне учить математику. Я не могу допустить, чтобы из-за полного отсутствия у тебя мозгов страдала репутация Десятого!
- Но, Гокудера! Ведь тест по математике был позавчера. И у меня, кстати, за него 65 баллов. Я не понимаю…
Хаято посмотрел на него испепеляющим взглядом и процедил сквозь зубы:
- Что здесь тебе непонятно, придурок? Я сказал: сегодня ты идешь ко мне учить математику. И точка!
По мере того, как к Ямамото приходило понимание, на его лице расплывалась счастливая улыбка.
- Ааа, математику. Ну, так бы сразу и сказал!
- А я как сказал, кретин? И побрызгайся одеколоном, который я тебе дал, мне нравиться его запах.
*****
- Гокудера, а мы будем завтра математикой заниматься?
Такеши счастливо улыбался, прижимая к груди Хаято, который умудрялся выглядеть хмурым даже после секса.
- В твоем случае единичными занятиями не поможешь. Так что мне придется лично контролировать твой учебный процесс. Ради этого даже придется позволить тебе жить здесь.
КОНЕЦ
-
-
10.07.2011 в 01:10-
-
10.07.2011 в 01:20скорей продолжение **
-
-
10.07.2011 в 01:55-
-
10.07.2011 в 02:02-
-
10.07.2011 в 02:15Только предупреждаю, жанр-то п2п, так что будет банальная,кропотливая нц'а.
Андвари ммм, что-то не так с использованными мною эпитетами?
-
-
10.07.2011 в 02:21-
-
10.07.2011 в 02:27Ради Нц и такого Ям-чана всё стерпеть можно (!)
-
-
10.07.2011 в 02:30мимопроходил
-
-
10.07.2011 в 02:30А насчет остального вы вполне обоснованно можете мне говорить все, что думаете. Конструктивная критика ведет к самокоррекции. К тому же, за мной дейстительно есть грех, что я отношусь к НЦшным фанфам именно с позиции банального секса, а стиль от этого неизбежно хромает. Мне самой не нравятся подобные клише, но ломать голову над тем, как их избежать, стану только теперь, после ваших слов.
Что до проды - ну, дык, ком ж порнухи-то не охота?
-
-
10.07.2011 в 02:51Нет, но в последнее время затишье, фанфики или даже однострочники не пишут.
-
-
10.07.2011 в 03:03уселась ждать проды
даздра банальный секс
-
-
10.07.2011 в 03:24дарк-Ямамото хорошо вышел...)) очень вкусненько
жду продолжения
-
-
10.07.2011 в 03:46-
-
10.07.2011 в 04:21-
-
10.07.2011 в 07:39-
-
10.07.2011 в 16:47На месте Гокудеры согласился бы на все.
-
-
10.07.2011 в 22:05Пишите же, пишите еще!!!
-
-
11.07.2011 в 01:55Запятая после "дошло"
как наступил в лужу
Вступил в лужу
а, заодно, и
"Заодно" без запятых
Впрочем
Настолько часто употребляется! Вы зациклены на этом слове?
Не давая, однако, взрывному парню времени опомниться, Ямамото продолжал:
"Однако" тут не нужно.
прибавил немного охрипшим голосом: - и получает то, что хочет
Выделенное с большой буквы.
И я определенно не знаю, если я убью человека, как мне с этим жить.
"Определённо" тоже лишнее. Не выпендривайтесь. По крайней мере не в то время, пока сидите в шкуре Ямамото.
- Придурок – Гокудера, вопреки ожиданиям, говорил
Опять запятая после "придурок"
а когда становиться слишком трудно
Становится (что делает?)
Ошибок много. Это лишь часть.
И читать просто трудно. Мне не понравилось. Имхо, конечно.
-
-
11.07.2011 в 13:57-
-
11.07.2011 в 22:54-
-
12.07.2011 в 01:36-
-
12.07.2011 в 01:41Нет, думаю, трех глав для пвп вполне достаточно, и так затянула. А ведь зарекалась...
-
-
12.07.2011 в 01:52написания фикаеды, бац - и уже не пвп, а миди))-
-
12.07.2011 в 08:45-
-
12.07.2011 в 18:59-
-
12.07.2011 в 22:37Kyanite какой неоднозначный эпитет)
Benjiro Fudo благодарю
Х ака К спасибо
Tokwofty в очередной раз убеждаюсь, что надо работать над собой
Mori~san про настоящего-это не сарказм? Как по мне, так мой Такеши довольно OOC'ен для каннона. Зато идеально соответствует созданному фанноному образу.
scribbler-san Не, ну а ктож не согласился бы?
А вообще, у меня такое чувство, что прода большинству понравилась гораздо меньше. А то, в сравнению с первой частью не пишет никто..
Где-то завтра будет очень клубничной продолжение. Серьезно, я пишу, а у меня аж зубы сводит))
-
-
12.07.2011 в 22:59-
-
13.07.2011 в 10:53Нет, ни в коем разе не сарказм) По мне так в этом"Хаха, знаешь, я правда очень сильно тебя люблю." весь он))
-
-
13.07.2011 в 12:37-
-
15.07.2011 в 01:46Вот от этого я выпала в осадок *г*
Обожаю такого Ямамото *_____*
Вы осчастливили меня этим фанфиком.Я сейчас на эмоциях и под большим впечатлением,ничего толком сказать не могу,но спасибо вам гигантское за него!